Философский взгляд на историческую динамику социальных проявлений эгоизма и альтруизма
Анализ исторического развития философии нравственности в Европе указывает, что в основании высоконравственных отношений лежат дела эгоизма и альтруизма как характеристики, суждения и поступки, принципиально противоположные по близкой направленности: или на выгоду для себя (эгоизм), или на выгоду вторым (альтруизм). Мораль как установленные нормы поступков и суждений строится на определенном сочетании личных (эгоистический мотив) и публичных (альтруистический мотив) интересов.
Анализ исторического развития философии нравственности в Европе указывает, что в основании добронравных отношений лежат дела эгоизма и альтруизма как характеристики, суждения и поступки, принципиально противоположные по близкой направленности: или на прок для себя (эгоизм), или на прок вторым (альтруизм). Мораль как установленные нормы поступков и суждений строится на определенном сочетании личных (эгоистический мотив) и публичных (альтруистический мотив) интересов.
В различные исторические эры содержание нравственности (при сохранении неких корпоративных оснований, связанных с регуляцией родовых отношений) изменялось — в главном за счет различной оценки соотношения эгоизма и альтруизма жителей нашей планеты в их персональной и публичной жизни.
Сообща с тем на цельных шагах развития европейской философской идеи сознавалось врожденное, телесно-чувственное естество эгоизма, тот или другой понималось как рвение к собственному персональному благоденствию, часто вопреки интересам и благоденствию иных жителей нашей планеты. Природа альтруизма при всем этом понималась по-различному, желая корпоративным имелось то, что в нем лицезрели противоположность либо ограничение эгоизма. Согласно, самостоятельно от периода, единичный безусловный смысл проступал и в осознании добронравных отношений: желая содержание культурной морали сравнительно (т. е. она строится на определенном сочетании и соотношении, как альтруистических, так и эгоистических мотивов), неважно какая культурная мораль располагает безусловную мишень — ограничить личный эгоизм в интересах сообщества и межличностных отношений. Это означает, что культурная мораль в принципе альтруистична.
При всем этом в античности считали, что альтруизм вероятен как умеренность — за счет мудрого ограничения эгоистических потребностей (Протагор, Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур и др.).
В эру христианства генеральными добродетелями числились любовь к всевышнему и сострадание к человеку, соблюдение религиозных верховодил, смирение, терпение, самоотречение и осуждение греха, в тот или другой генеральным образом порицалась гордыня, т. е. эгоизм, тот или иной в соединении с рациональностью отягощается презрением к вторым людям [8, с. 127-128]. Христианская религиозная мораль строилась как на оптимальном отрицании в итоге телесного, так и на чувственном опыте сострадательной любви агапэ [10, с. 298] и, по существу, это имелась мораль альтруизма: У… уверовавших имелось одно сердечко и одна душа; никто ничего из имения близкого не именовал родным, но все у их имелось корпоративное… и каждому давалось, в чем располагал нужду [1]. Принципиальной необыкновенностью христианского мировоззрения, в отличие от древнего, имелось не насильственно-принудительное (необыкновенно подневольное), а общинно-добровольное — проальтруистическое отношение к работе [12, с. 183-184]. Желая это и открыто противоречило феодальной зависимости фермеров и смыслу их настоящего, наполовину невольнического — наполовину вольного хозяйственного положения.
Новенькая и Новая эры поражают многообразием точек зрения и противоречивостью суждений о роли эгоизма и альтруизма в жизни жителя нашей планеты и сообщества. Как в прошедшем, так и в реальном одни философы считают главным созидательным свойством жителя нашей планеты эгоизм (Макиавелли, Спиноза, Гоббс, Мандевиль, Кант, Бентам, Шопенгауэр, Штирнер, Ницше, Рэнд и др.), остальные — альтруизм (Шефтс-бери, Хатчесон, Юм, Смит, Конт, Кропоткин, Соловьев, русские философы), третьи признают в определенном соотношении и то и второе (Руссо, Милль, Спенсер, Сорокин, Рассел, Роллз и др.). Одни считают, что альтруизм возникает лишь как мысль, как мыслительный инструмент для мудрого ограничения естественного эгоизма (Монтень, Ларошфуко, Спиноза, Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель). Остальные мыслят, что альтруизм (как и эгоизм) — самостоятельное естественное свойство жителя нашей планеты; разница едва лишь в том, что главное основано на ощущеньях, связанных с ублажение собственных потребностей, 2-ое — основано на ощущеньях, связанных с ублажение потребностей иных жителей нашей планеты, таковых как чувства симпатии, солидарности, сострадания (английские сенсуалисты, Руссо, Шопенгауэр, Конт, Кропоткин, Соловьев и др.). Действительная же суть альтруизма имелась раскрыта с признанием в качестве его основания чувства сострадания (Руссо, Шопенгауэр, Соловьев), что потом, теснее в наше пора, имелось доказано плодами естественнонаучных исследований (У. Гамильтон, Э. Уилсон, Ч. Ламсден, К. Лоренц, Р. Докинс, В. П. Эфроимсон, П. В. Симонов, Мтр. Томазелло, Э. Турк-хаймер, А Кнафо, Мтр. Литр.. Бутовская и др.).
Необыкновенности поведения жителей нашей планеты и осознание значения альтруизма и эгоизма в публичной жизни важно зависят от исторической ситуации. Так, альтруистические заявки, неукоснительно соблюдаемые в ранешних христианских общинах, за тысячелетнюю историю Средневековья равномерно утрачивали свойское воздействие и практически утратили его в эру Восстановления. Сменивший их мудрый эгоизм, питавший идеи ранешнего гуманизма, послужил основанием протестантских реформ и нравственности новейших экономических отношений. Эгоистические поры Ренессанса и Постренессанса (XV-XVI вв.) имелись богаты цельными внешностями социальной напряженности, связанной с разложением феодального строя: национально-освободительными и религиозными гражданскими войнами, крестьянскими волнениями, аристократическими заговорами, военными переворотами и буржуазными революциями. Страны Европы в этот период переживали политико-экономическую дезинтеграцию, ослабление централизованной власти, суровые трудности в организации производства и торговли, понижение степени жизни внушительной доли жителя. В науке царил умозрительный подход. В публичном сознании отсутствовали устойчивые порядочные ориентиры, главенствовали релятивизм и даже имморализм. Конкретно тогда возникли философские доктрины Макиавелли, Монтеня, Гоббса и Ларошфуко о водящей роли эгоизма и необходимости мудрого управления им. Философия же альтруизма в этот период имелась представлена необыкновенно критическими учениями основных социалистов-утопистов Кампанеллы, Мора, Толанда, Мелье.
С утверждением Новейшего периода первоначально в Голландии, далее в Великобритании и, в конце концов, во Франции, ренессансный разброд заменяется периодом буржуазного созидания и расцвета науки. В философии утверждаются эмпиризм и идеи о водящей роли альтруизма в социальной и персональной жизни, о чем свидетельствуют учения британских сенсуалистов Шефтсбери, Хатче-сона, Юма, Смита, Фергюсона. Ниже их развивают идеи Руссо и Конта, надлежащие периоду устойчивого созидательного процесса в публичных отношениях во Франции, Фейербаха — в Германии. Умеренный альтруистический оптимизм можнож разыскать и в идеалистических учениях Лейбница, Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля. Бесспорно, устойчивый политико-экономический взлет в Новое пора сопровождался настроениями альтруизма в публичном сознании, сходственно тому как это имелось в период расцвета Средневековья. Но вновь же в недрах теснее сформированного капитализма, как и в эру зрелого феодализма, возникает критическая философия, разглядывающая с различных точек зрения эгоизм настоящих соц отношений. Таковы учения Кьеркегора и Шопенгауэра, анархизм Прудона и Штирнера, научный коммунизм Маркса и Энгельса, имморализм Ницше. В период публичного расцвета, как отмечает Б. В. Марков, духовные дела жителей нашей планеты дополняют налаженность соц норм и юридических законов, обеспечивающих сохранность общего существования и порядок в сообществе. …выгодно различает немецкую философию, к примеру, от французской, где социально-юридический корпус законов надстраивался над ментальностью, в тот или другой постулировались эгоизм, враждебность, насилие, злобно, воля к власти и т. п. . Это имелось обосновано. степенью развития публичных отношений, ибо в Германии, начиная с Ницше и Шопенгауэра, надежды философов все почаще возлагаются не на любовь и нравственное помилованье, а на насилие и закон [10, с. 56].
Таковым образом, мы лицезреем, что в развитие философской идеи, связанное с поступательным и вместе с тем повторяющимся развитием европейской цивилизации, вписывается и цикличность идей, формирующих представления о эгоизме и альтруизме. Период ломки общественно-экономических отношений сопровождается завышенной противоречивостью суждений, расколом сообщества на фракции, обладающие многообразные экономические интересы и политические цели, их злостью и конфронтацией, ростом эгоистических настроений, распространением идей о доминировании в жизни жителей нашей планеты естественного эгоизма, при всем этом альтруизм мыслится едва лишь как его мудрое ограничение. В период устойчивого созидательного развития сообщества осиливает определенная, консолидирующая идеология, соответственная генеральному способу производства, растут альтруистические настроения, и альтруизм, как и эгоизм, рассматривается в качестве самостоятельного естественного характеристики, способного противостоять эгоизму.
Эта цикличность перекликается с антропологическими циклами Вико и Кроче, тот или другой В. Брюннинг охарактеризовывает надлежащим образом: Желая тут все вовлечено в постоянный исторический процесс, тем более, есть какие-то неизменные, определенные пути, по тот или иной движется дух, и эти пути образуют круг. Дух разворачивается сначала в 2-ух главных формах: в теории и в практике, в познании и в воле. …Эти формы могут водиться разбиты на две разновидности любая, в зависимости от того, обращается дух к персональному либо ко всеобщему [2, с. 288; 5, с. 52-70]. Спустя коммуникацию на самом деле то же историческое движение проступает у О. Д. Шипуновой: В истоках социогенеза закладывается специализированный социогенетический ритм жизни. На социальной поверхности он пульсирует в внешности оппозиции 2-ух принципов коммуникации: воздействия и осознания, обусловливающих различные нормы поведения: подражание и рефлексию [14, с. 176].
По суждению П. А. Сорокина, в истории развития населения земли наблюдается повторяющаяся смена суперсистем культуры. Сходственно Шпенглеру и Тойнби, Сорокин считал, что культурам присуща внутренняя динамика, обхватывающая фазы генезиса (происхождения), роста, созревания, увядания, упадка и, в конце концов, распада. При всем этом, в отличие от Шпенглера и Тойнби, он был убежден, что смерть культуры не располагает фатального нрава, что она едва лишь начало рождения новейшей формы культуры, тот или другой сопровождается родовыми пытками, сопутствующими высвобождению новейших созидательных сил [11, с. 433]. Анализируя идеи волновой цикличности Вико, Кроче, Виппера, Зиммеля и Сорокина, В. Мтр. Диа-нова отмечает, что циклический подход оказался симпатичным не только лишь для анализа исторической динамики культуры в целом, да и для профессионалов, изучающих ее отдельные. сферы [3, с. 59].
Арнольд Джозеф Тойнби
А. Тойнби, разглядывая цикличность в развитии цивилизаций и высоконравственном состоянии сообщества, не считая корпоративных закономерностей роста, развития и упадка цивилизаций, обговаривал также и обилие человечьих реакций на схожие исторические ситуации: Варианты стиля жизни, отличительные для распадающейся цивилизации, выдаются товарищ от приятеля настолько глубоко, что их можнож именовать полярными. В один-одинешенек случае преобладает дух насилия, в ином — дух добросердечна. Насильственный путь при пассивной реакции — архаизм, при функциональной — футуризм. Путь добросердечна: пассивная реакция выражена в отделении либо отшельничестве, функциональная реакция — в преображении [13, с. 360]. (. Все четыре осмотренных других пути — пассивное удаление и конструктивный самоконтроль, пассивное безразличие и конструктивное чувство греха — наличествуют как посреди представителей верховодящего меньшинства, так и в среде пролетариата. . Два пассивных соц парадокса — одержимость бездельем и ощущением промискуитета — первоначально возникают в массах пролетариата, а далее распространяются на пласты верховодящего меньшинства. Два конструктивных соц парадокса — тяга к мученичеству и поиск солидарности — первоначально возникают в линиях верховодящего меньшинства, а далее в массах пролетариата [Там же, с. 364].
В ближайшее время намечается тенденция соединенья многообразных концептуальных подходов к осмыслению глобальной истории, в частности теории Мальтуса и приверженцев географического направления, теории публичных формаций Маркса и цивилизационной концепции Тойнби, а также теории стадий экономического роста Ростоу. При всем этом выражается уверенность, что схематизм теснее знакомых подходов можнож преодолеть, ежели иметь отношение с большущим интересом к человеку в согласье его отношений к соц договорам и естественной среде [4]. Исследование в этом плане тенденций эгоизма и альтруизма, вправду, подтверждает многообещающие способности синтетической — культурно-антропологической точки зрения.
Повсевременно имеющееся в движение долгого периода истории обилие философских взоров на эгоизм и альтруизм принуждает мыслить, что, может быть, специфичность позиции мыслителя обоснована не только лишь экономическим строем, по Марксу, либо принадлежностью к правящему меньшинству, либо управляемому большинству, и чертами исторического фактора, о чем разговаривал Тойнби, да и личностными чертами самих философов, в частности, их культурно-психическим складом и, может быть, врожденными чертами личности. Так, Ман-девиль разговаривал с позиций рационализма о необходимости личного и общественного эгоизма вопреки тому, что большая часть его оппонентов стояли на позициях сенсуализма, признавая ценность альтруизма. Шопенгауэр творил свойское пессимистическое учение о безграничной воле эгоизма и мучения вопреки доминированию в сообществе и философии устойчивой тенденции позитивизма.
Существование по последней мере 3-х подходов, признающих превосходство альтруистических, эгоистических и смущенных интересов, приносит потенциал предполагать существование посреди мыслителей по последней мере 3-х психических разновидностей — альтруистического, эгоистического и смущенного. Последние разновидности почаще выражают позицию наиболее строгого детерминизма: эгоистического — за счет естественных параметров, связанных с инстинктом самосохранения (Гоббс, Мандевиль, Бентам, Рэнд), альтруистического — за счет как разумного повиновения порядку добронравных норм, так и развитого сострадательного чувства (Паскаль, Смит, Конт, Кропоткин). Промежные разновидности, проявляющиеся в сочетании эгоизма и альтруизма, наиболее склонны к позиции умеренного либерализма. Признавая необходимость добронравного воспитания, они предпочитают надеяться на вольный мудрый выбор и считают, что люди в одинаковой мере способны проявлять как эгоизм, так и альтруизм (Декарт, Руссо, Милль, Спенсер, Рассел и др.).
Современное естествознание (социобио-логия, психогенетика, этология) подтверждает обычное суждение о том, что люди делятся на эгоистов и альтруистов и что эгоисты образуют подавляющее большая часть. По принесенным популяционных исследований [6, 7], живет определенное численное соотношение альтруистов и пары разновидностей эгоистов (очень твердых, твердых, умеренных и мягеньких), недалекое знакомому в генетике отношению (1 : 4 : 6 : 4 : 1), тот или другой свойственно комбинативной порядку наследования из 2-ух пар однонаправленных генов. Это означает, что, скорее всего, человеческое сообщество потомственно гете-ротипно, при этом потомственных альтруистов в нем менее 6%, мягеньких эгоистов, поддающихся альтруистическому воспитанию, ориентировочно 25%, умеренных (частично поддающихся — частично не поддающихся) — около 40%, маловосприимчивых к нормам морали, твердых эгоистов — 25%, и незапятнанные генетические эгоисты, сходственно альтруистам, сочиняют менее 6%.
«Дерево эгоизма» — Живописец Сергей Поярков
Сообща с тем подавляющее большая часть жителей нашей планеты в хоть какой стране, обычно, возмущает бесславие норм социальной справедливости, основанных на принципах сострадательной морали. На главный взор, это может показаться странноватым, ежели принять во заинтересованность безусловное доминирование эгоистов над альтруистами. Как так? Быть может, в норме все учителя, докторы, писатели, политические деятели, служители церкви и социальные труженики, тот или другой традиционно выражают позицию альтруизма, — альтруисты? Нет, по принесенным исследования, альтруистов в любом соц покрове менее 6%. Но альтруистическая мораль как продукт сознания альтруистов распространяется и работает в сообществе не только лишь в интересах альтруистов, да и в интересах эгоистов. Во-основных, она поддерживает налаженность выживания жителя нашей планеты вообщем, усиливая базовый принцип взаимности, во-вторых, дозволяет фаворитным эгоистам паразитировать как на альтруистах, так и на иных эгоистах. Конкретно потому эгоисты с готовностью подхватывают альтруистическую идею сострадания и устремляются воспитывать иных эгоистов в духе альтруизма. Таковым образом, мораль альтруизма закрепляется в сообществе и поддерживается большинством.
Правда, в исторической практике усвоенная эгоистами мораль альтруизма могла претерпевать удивительные трансформации. Вольный гражданский дух старых греков и римлян уживался с превосходной налаженностью подавления рабов. Более ожесточенное темное рабство на фоне богобоязненной пуританской морали 250 лет (до 1860-х гг.) практиковалось в США. Броским образцом очень меркантильной формы альтруистической морали, тот или другой служила обману верующих, имелась церковная мораль Священной римской империи, тот или другой, с одной страны, призывала спаливать еретиков и держала в нижайшей покорности бедняков, с иной страны, разрешала приобретать индульгенции богатым и укрывать правонарушения священнослужителей. Разумную суть ислама сводили на нет извиненье рабства, в необыкновенности дамского невольничества, а также его ортодоксальные учения, питающие самый брутальный религиозный фанатизм. Никогда не осуждала крепостное рабство и Российская Правоверная Церковь.
Понятно, что лукавая налаженность морали не может располагать надежного основания в сообществе, и с ослаблением политической власти попечителей она в какой-то момент утрачивает свойское воздействие. Не располагает крепкой базы и мораль, навязанная эгоистам альтруистами, не разумеющими генетической природы эгоизма и того, что эгоиста невыносимо переработать в альтруиста (а ведь конкретно в этом включалась ошибка русских фаворитов, тот или другой 70 лет призывали строить коммунизм, а позже с изумительной легкостью переориентировались на разрушение СССР и капиталистическую перестройку). И лукавство эгоистов, и слепота альтруистов при их, как культурно-добронравной, так и потомственной гетеротипной детерминации, разъясняют также ту легкость, с тот или другой может скатываться к состоянию дикости хоть какое довольно культурное сообщество с развитой налаженностью морали в кризисные периоды близкой истории.
Разумеется, потомственная гетеротипность жителей нашей планеты в проявлении параметров альтруизма и эгоизма придает хоть какой публичной порядку свойство гетеропотенциальности, т. е. предопределяет многообразные способности ее развития, но подавляющее преимущество числа эгоистов над числом альтруистов постоянно бережет потенциал для перевеса эгоистической, т. е. менее культурной тенденции публичного развития. Сообща с тем поступательное историческое движение не быть может случайным. Не считая смены цивилизационных эпох и экономических формаций (рабовладельчества, феодализма, капитализма и коммунизма, либо социализма, постсоциализма и посткапитализма), оно включает и наиболее маленькие фазы природной цикличности: начало, молодость, расцвет, зрелость, старение и разрушение социальной порядка.
В различные периоды в согласовании с исторической необходимостью на передний план могут выдвигаться личности с различными генетическими задатками. Революционное начало, обычно, пролагается смелыми усилиями немногих альтруистов, способных жертвовать собой ради высшей идеи. В период молодости порядка выгоды новейших отношений утверждаются с ролью передовых, самых интеллигентных и социально нужных (мягеньких) эгоистов. В расцвет и зрелость налаженность вступает, иной раз вокруг ее ценностей объединяется подавляющее большая часть, т. е. иной раз к идеям альтруистов и мягеньких эгоистов присоединяют свойское решающее суждение умеренные эгоисты. Таковы созидательные фазы развития сообщества. Твердые и очень твердые эгоисты наиболее в итоге склонны к нарушению публичного порядка, и их нормальный удел — криминал, с тот или иной сообщество в созидательный период близкой истории так либо по другому справляется. Но в эру старения публичной порядка, неподражаемо, иной раз она делается на путь войны, твердые эгоисты могут выдвигаться на основную роль как агрессоры и завоеватели, любители силовой политики и террора. С одной страны, это беспощадные военачальники и правители-тираны, с иной — агрессивные заговорщики, организаторы и исполнители военно-политических переворотов и покушений, не считая того, это главные колонизаторы-захватчики, беспощадные и корыстные первооткрыватели новейших миров и новейших богатств.
В эру старения порядка большая часть, представленное умеренными эгоистами, утрачивает веру в соединяющую цельных государственно-политическую, а далее и порядочную идею, так как она утрачивает свойское экономическое основание. Они переживают разброд и из ключевой созидательной множества преобразуются в массу разрушительную. Ниже настает фактор разрушения порядка, иной раз гетеротипность жителей нашей планеты, в необыкновенности эгоистов, придает центробежный нрав цельным соц действиям. Первоначально сообщество утрачивает экономическое и политическое единство, а далее и высоконравственно-культурное. Разумеется, падение Старого Египта, Афин, Карфагена, Рима, Византии, Киевской Руси совсем не беспременно связывать с наружными завоеваниями: падение начиналось снутри с утратой политико-экономического единства и происходило чрезвычайно скоро, иной раз распад затрагивал налаженность нравственности. Конкретно так развивались действия пор Большой Французской революции 1789-1799 гг., Октябрьской революции и Гражданской войны в Рф, фашизма в Германии и, вновь же, перестройки в СССР.
Довольно острую ситуацию можнож узреть в Рф и настоящее: новенькая буржуазная мораль, формируемая средствами массовой инфы и брутальной рекламной политикой, совсем рушит старенькую советскую налаженность морали не столько идеями либерализма, сколько аморализмом, отрицанием способности беспристрастного познания мира и мудрого управления сообществом, дискредитацией научного образования, научной истины и научного мировоззрения. Деятельно рекламируются чернокнижниченство, мистика, астрология, усиливают свойское воздействие различные магические идеи и вера в сверхъестественное. Противоречие меж пропагандой водящими политиками устарелого православного культа и пропагандой СМИ аморализма, порнухи и секса продолжает и настоящее рушить нравственность, ускоряя культурно-порядочную деградацию и варваризацию жителя. Все же, надобно полагаться, двадцатилетний стихийно разрушительный эгоистический шаг нашей истории не без роли альтруистически настроенных управляющих страны и нормальных людей в какой-то момент сменится новеньким — созидательным шагом, тот или иной немыслим без научного образования и просвещения, нацеленного на культурно-порядочное соединенье и развитие сообщества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Библия: Новейший завет. Действия святых апостолов: гл. 4, пункты 32, 35.
2. Брюнинг В. Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние (1960) // Западная философия. Итоги тысячелетия. — Екатеринбург; Бишкек, 1997. С. 209-410.
3. Дианова В. Мтр. Философия истории: преемственность, параллели, развитие // Рабочие тетради по компаративистике. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. С. 55-60.
4. Ковалев А. Снова о формационном и цивилизационном подходе // Публичные науки и современность. 1996. С. 97-104.
5. КрочеБ. Теория и история историографии. — Мтр.: Школа; Языки российской культуры, 1998.
6. Лаверычева И. Грам. Генетический механизм альтруизма — био источник гуманности // Диалог в образовании. — СПб., 2002. С. 207-227.
7. Лаверычева И. Грам. Альтруизм и эгоизм как база добронравной определенности // Вестник СПб. ун-та. Философия. 2008. 1. С. 196-208.
8. Льюис К. С. Любовь. Мучение. Надежда: Притчи. Трактаты / Пер. с англ. И. Череватой и Н. Литр.. Трауберг. — Мтр.: Республика, 1992.
9. Марков Б. В. Философская антропология: Наброски истории и теории. — СПб.: Лань, 1997.
10.Марков Б. В. Философская антропология. — СПб.: Питер, 2008.
11. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Сообщество. — Мтр.:-Политиздат, 1992.
12. Столяров А. А. Схоластическая философия. Введение. Социокультурный контекст развития средневековой философии / История философии. Запад-Наша родина-Восток. // Книжка основная. Философия древности и средневековья. — Мтр.: Греколатинский кабинет, 1995. С. 181-187.
13. Тойнби А. Дж. Постижение истории. — Мтр.: Прогресс, 1991.
14.Шипунова О. Д. Критические точки социогенеза // Мысль. Ежегодник СПб ФО. — СПб.: Изд-во С.-Петебургского ун-та, 2004. С. 169-183.
Статья расположена с ласкового разрешения творца, И. Грам. Лаверычевой:
Posted in Экология человека by admin with comments disabled.