люди,отбор,людей,могут,является

люди,отбор,людей,могут,являетсяВнимательное исследование тела человека внушает благовейный
трепет, — в одинаковой мере с сомнением. Глаза, к примеру, длинно
имелись объектом восхищения, с аккуратной живой тканью роговицы,
изгибающейся по хорошему радиусу, с радужкой,
настраивающейся на яркость и хрусталиком, настраивающемся на
расстояние. Восхищение таковым совершенством скоро уступает
участок испугу.
люди,отбор,людей,могут,являетсяВнимательное исследование тела человека внушает благовейный
трепет, — в одинаковой мере с сомнением. Глаза, к примеру, длинно
водились объектом восхищения, с аккуратной живой тканью роговицы,
изгибающейся по хорошему радиусу, с радужкой,
настраивающейся на яркость и хрусталиком, настраивающемся на
расстояние. Восхищение таковым совершенством скоро уступает
участок испугу.<!—more—> Вопреки всякой необходимости, кровеносные
сосуды и нервишки проходят по внутренней поверхности сетчатки
так, что творят «слепое» пятнышко в точке их выхода.

Тело это клубок таковых возмутительных противоречий. Цепочки ДНК
устремляют развитие 10 триллионов клеток, элементов
взрослый организм, но потом приводят к его постепенному износу
и, в окончательном счете, погибели. Наша иммунная порядок может
идентифицировать миллионы чужеродных субстанций, желая почти все
бактерии могут уничтожить нас.

В реальности же, таковая непоследовательность заслуживает
смысл только лишь иной раз мы исследуем эту уязвимость спустя призму
эволюции. Эволюционная биология, разумеется, прибывает фундаментом
целой биологии, а биология — фундаментом медицины. Как ни
изумительно, эволюционную биологию только лишь не так давно начали
осматривать как базисную мед науку.

Исследование мед тем в эволюционном контексте водилось
названо «дарвиновской медициной». Большая часть мед
исследований ориентировано на исследование хвори отдельных жителей нашей планеты и
поиск пригодной терапии. Эти усилия традиционно ориентированы на
непринужденное исследование анатомии и физиологии тела в его
реальном внешности. Против, дарвиновская медицина спрашивает,
зачем тело устроено так, что мы уязвимы для рака,
атеросклероза, депрессии, астмы и т. д., предлагая таковым
образом наиболее обширный контекст для проведения исследований.

Эволюционные изъясненья изъянов нашего тела можнож
поделить едва на немного категорий. Во главных, некие
причины дискомфорта, этакие как боль, жар, кашель, рвота,
тревога, — не хвори, а защитные механизмы. Во вторых,
конфликты с иными механизмами,

либо крокодилами, к примеру, — факты
жизни. В третьих, некие происшествия, к примеру изобилие
жиров в рационе, проявились совершенно не так давно, и природный
отбор еще практически не располагал с ним тяжба. В четвертых, тело может
оказаться жертвой компромисса меж «пользой» некоторого
характеристики и его «ценою»; классический пример — ген
серповидной анемии, тот или иной также оберегает от малярии.

Защитные механизмы.

люди,отбор,людей,могут,является
Вероятно, более разумеется нужный защитный механизм —
кашель; люди, тот или иной не могут очищать свободные от инородных
веществ, могут умереть от пневмании. Способность
испытывать боль также полезна. Есть редкие люди, тот или иной
ощущают боль, даже не испытывают дискомфорта от долгого
нахождения в один-одинешенек положении. Их неизменная неподвижность
вызывает отек тканей с следующим распадом.
Рис. Маленький аппендикс

Эти люди традиционно помирают в детстве от зараз и повреждений
тканей. Кашель либо боль традиционно считают заболеванием либо травмой,
но по сути они быстрее не неувязка, а число ее заключения.

Не так явна защитная роль завышенной температуры, тошноты,
рвоты, диареи, волнения, вялости, чихания и воспаления. Даже
некие физиологи не знают о полезность высочайшей температуры.
За счет элементарного ускорения метаболизма, жар увеличивает
температуру в «термостате» тела, что содействует разрушению
патогенных организмов. Занятие
Matthew
J. Kluger изобразила, что даже холоднокровные ящерицы при
инфекциях стараются избирать наиболее теплые участка, где
температура их тела на немного градусов выше среднего.

Тошнота у беременных длинно квиталась побочным эффектом
беременности. Все же проявления тошноты совпадает с стремительным
ростом и дифференциацией тканей плода, иной раз тот более
уязвим для токсинов. И беременные дамы при всем этом
ограничивают потребление потенциально небезопасной, но аппетитной
еды. Для доказательства того, что тошнота у беременных
оберегает плод от токсинов независящий исследователь Margie
Profet изучила статистику по беременностям. Оказалось, что
у дам, тот или другой не тошнит во период беременности, гуще посещают
выкидыши. (Ее теория также прорицает больший процент
нездоровых малышей у дам, беременность тот или другой не сопровождалось
тошнотой.)

Второе состояние, тревога, разумеется, показалось как охрана в
небезопасных ситуациях, как стимул к бегству. В 1992 грам в
исследованиях Lee A. Dugatkin водились оценены превосходства ужаса
у рыбок гуппи. Он классифицировал их как «трусливых», «средних» и
«отважных», в зависимости от их реакции на пребывание
большеротого окуня (smallmouth bass). «Боязливые» скрывались,
«нормальные» уплывали подальше, «отважные» оставались на участке,
осматривая окуня. Потом любая из групп гуппи водились оставлены
в аквариуме наедине с окунем. Спустя 60 часов уцелело 40
процентов «робких», 15 процентов «средних». Вся группа
отважных лишилась жизни, способствую распространению не собственных
генов, а генов окуня.

Отбор по генам, связанным с беспокойным поведением подразумевает,
что некие люди испытывают чересчур беспокойны, и это
вправду так. Также надлежит предполагать наличие жителей нашей планеты с
заниженным степенью тревожности. Тяжело пустить количественную
оценку схожих синдромов, потому что немногие люди станут
обращаться к психиатру с невыраженными опасениями. Но ежели
поискать, люди с патологическим неименьем волнения могут иметься
разысканы в травматологических отделениях, тюрьмах и в шеренгах
безработных.

Полезность таковых средних и досадных состояний, как диарея,
жар, и тревога не явна. Оттого часто люди наносят
вред свойскому здоровью, блокирую, традиционно лекарствами, сделанные
природным отбором защитные механизмы. Herbert L. DuPont из
и Richard B. Hornick из

Orlando Regional Medical Center изучили диарею,
вызванную заразой Shigella и узнали, что люди,
зачисляющие лекарства против диареи, недомогали длиннее и с великим
процентом осложнений, чем нездоровые, зачисляющие только лишь плацебо.
В приятелем образце, приведенном Eugene D. Weinberg из
Indiana
University, пробы скорректировать нехватка железа в
организме привели к повышению ватерпаса инфекционных
болезней, в особенности амебиозом, в неких числах Африки.
Желая для большинства здоровых жителей нашей планеты железо прибывает
нужным компонентом рациона, оно может навредить
инфицированным людям с недостающим кормлением. В организме
этих жителей нашей планеты недостаточно белка для связывания железа, тот или другой в
беглом внешности употребляется инфекционными агентами.

Как отрицание против полезности защитных устройств можнож
выдвинуть тот факт, что почти все нередко испытывают состояния
тревожности, боли, жара, диареи, тошноты без всякой видимой
предпосылки. Разъясненье призывает анализа регуляции защитных ответов
в определениях теории обнаружения сигнала. Циркулирующий в природе
токсин может попасть в желудок. Организм может отторгнуть его
за счет рвоты, но оплатив некую стоимость. Стоимость фальшивой
волнения, — рвоты, иной раз по сути токсина в организме нет,
только лишь немного калорий. Но наказанием за единичный вариант
несрабатывания охраны при интоксикации быть может погибель.

Таковым образом, естественный отбор организует защитные
механизмы, подобаю стратегии, тот или иной мы именуем «принцип
сенсора дыма». Противопожарная сигнализация, тот или иной
гарантированно подымет дремлющее семейство в случае пожара,
непременно будет подымать фальшивую тревогу, всякий разов, иной раз
на плите подгорает тост. Бессчетные «фальшивые срабатывания»
в теле человека достаточно досадны и в большинстве случаев
в их нет необходимости. Но едва до того времени пока не запылает
реальный «пожар».

Эволюция вирулентности.

Население земли выигрывало огромные битвы в войне против
патогенных организмов с применением лекарств и вакцин.
Наши победы выглядели конечными и в 1969 грам. южноамериканских
хирург William H. Stewart так: «Настало время закрыть книжку
инфекционных болезней». Но неприятель, а также множество природного
отбора, оказались недооцененными. Грустная действительность состоит
в том, что патогенные организмы могут приспособиться к хоть какому
опять изобретенному реагенту.

Устойчивость к лекарствам — классическая демонстрация
естественного отбора. Бактерии, тот или иной посчастливилось
владеть геном, тот или иной дозволяет им процветать в пребывание
антибиотика, плодятся прытче остальных, и подходящий
ген скоро распространяется. Как изобразил нобелевский лауреат
Joshua Lederberg из
Rockefeller
University, эти гены могут даже «перепрыгивать» в иные
облики микробов, распространяясь на ломтях инфекционных ДНК.
На данный момент некие штаммы туберкулеза в Нью-Йорке устойчивы ко
целым обликам лекарств, у нездоровых с таковыми штаммами шансов
выжить не главным образом, чем у нездоровых туберкулезом в прошедшем веке.

Почти все люди, включая почти всех физиологов и ученых, до этого времени
придерживаются обветшавшей теории, сообразно тот или иной патогенные
организмы стают наименее небезопасными затем долгого
«сожительства» с организмом «владельцем». На основной взор, это
располагает смысл. Патогенный организм тот или иной скоро убивает собственного
«владельца», может не разыскать для себя новейшего, оттого природный
отбор обязан благодетельствовать наименьшей вирулентности.
К примеру, сифилис, иной раз он только лишь явился в Европе, был
высоко вирулентен, но прошло немного веков, и это
болезнь стало протекать в среднем в наиболее мягенькой форме.

Для «агентов болезни», тот или иной распространяются впрямую
от жителя нашей планеты к человеку, преимущественна густая
вирулентность, потому что она дозволяет «владельцу» оставаться
функциональным и распространять болезнь. Но некие хвори,
как малярия, распространяются спустя промежуточное звено, —
комаров, при этом распространяются спустя жителей нашей планеты с пониженной
активностью даже превосходнее. В данном варианте высочайшая вирулентность
приносит селективное превосходство.

В случае с холерой публичное водоснабжение играет роль
москитов. Иной раз вода для пития и купания загрязняется
нечистотами нездоровых жителей нашей планеты, отбор содействует повышению
вирулентности, потому что из-за диареи патогенный организм
интенсивно распространяется , не глядя на то, что организм
«владелец» скоро погибает. Но водилось подтверждено, при улучшении
санитарных соглашений природный отбор играет против
классической Vibrio cholerae bacteria в полезность второго
биотипа. В данной для нас ситуации мертвый «владелец» — тупик для развития
патогена. Но наименее нездоровой и наиболее мобильный «владелец»,
способный заражать остальных в движении наиболее длительного
периода, прибывает действенным средством передвижения для
организма с наименьшей вирулентностью.

Новое свита, новейшие опасности.

Сходственные рассуждения соответственны иметься главны для выработки корпоративного
подхода к сохранности. Эволюционная теория прорицает, что
стерилизованные шприцы и пропаганда безопасного секса не
только лишь выручат бессчетных жителей нашей планеты от СПИДА. Ежели поведение
жителей нашей планеты замедлит распространение СПИДа, штаммы вируса, тот или иной
не уничтожат собственного владельца, обладают превосходство перед наиболее
вирулентными разновидностями, тот или иной помирают вкупе с
«владельцем».

Конфликты с иными организмами не ограничиваются патогенами.
Часто представители собственного рода прибывают наиболее
небезопасными для жителей нашей планеты, чем хищники и ядовитые змеи. Мы атакуем
товарищ на товарища не для того, чтоб утолить голод, а что бы
заработать полового напарника, местность и иные ресурсы.

Даже глубоко собственные людские дела обладают мед
подоплеку. Репродуктивные интересы мамы и малыша, к примеру,
сначала совпадают, но скоро расползаются. Как увидел Robert L.
Trivers в классической занятию 1974 грам., иной раз ребенку
осуществляется пару лет, генетический энтузиазм мамы — наново
забеременеть, тогда как ребенку «выгодно», чтоб мама
хлопотала только лишь о нем. Даже иной раз ребенок еще находится в
утробе мамы, он соперничает с ней за жизненные ресурсы. С
точки зрения выгоды мамы, лучший вес плода немного
младше, чем подходящий интересам малыша и его отца. Это
несогласие, судя по занятию David Haig из
Harvard
University, приводит к конфликтам сравнительно кровяного
давления и ватерпаса сахара в крови меж мамой и плодом, что
нередко приводит к диабету и завышенному давлению у беременных.

Новое свита.

Статистика идущих в ногу со временем больниц приносит нам печальные свидетельства
того, что большая часть хворей население земли навлекло на себя
само. Сердечные приступы, к примеру, происходят от
атеросклероза, — вопроса появившейся в начале этого века,
тот или иной практически не встречалась посреди охотников и собирателей.
Рецепт обслуживания сердечных приступов знаком: ограничение
жирной еды, изобилье овощей, и физическая перегрузка каждый на днях.
Но создание гамбургеров процветает, диетическая пища
мучается на полках магазинов, а спортивные тренажеры
употребляются гуще в качестве драгоценных вешалок. Третья часть
американцев весят главным образом нормы, и этот процент вырастает.

Каждый из нас знаем, что для нас полезно. Зачем же большая часть
продолжает сооружать нездоровый выбор?

Наши заключения сравнительно диеты и физических упражнений
принимаются в договорах, абсолютно хороших от тех, в тот или другой
жили наши прородители. В африканской саванне, откуда вышло
современное население земли, соль, жир и сахар водились редкими и
дорогими. Люди, располагающие вероятность употреблять максимум жира и
сахара, располагали превосходство и в природном отборе. Они гуще
выживали в голодное период, чем их худые собратья. И мы, их
последователи, дышим в для себя тенденции употреблять продукты,
тот или иной в наше период никак не назовешь редкими. Эти вожделения,
усиленные рекламой соперничающих пищевых компаний, бегло
обездвиживают наш интеллект и волю.

Люди обладают свободный доступ к разнообразным наркотикам, в особенности к
алкоголю и табаку, тот или иной несут ответственность за огромное число
хворей и ранних смертей. И желая люди постоянно
употребляли психоактивные вещества, неувязка приобрела обширное
распространение только лишь в новейших договорах: доступность
концентрированных наркотиков и новейшие, искренние методы их
употребления (в частности — инъекции). Большая часть этих
веществ, включая никотин, кокаин и опиум, явились в процессе
природного отбора посреди растений для охраны растений от
насекомых. Потому что люди делят совместное эволюционное наследие
с насекомыми, почти все из этих субстанций также влияют на нашу
сердитую порядок.

Эта перспектива подразумевает, что не только лишь плохие люди
и нездоровые сообщества подвержены угрозы наркотиков; любой из
нас уязвим, потому что наркотики и наша биохимия обладают длинную
историю взаимодействия.

Сравнительно недавнее, стремительное распространение рака
молочной железы, возможно, прибывает результатом изменившихся
соглашений среды. Boyd Eaton и его коллеги из
докладывают, что частота болезни раком
молочной железы в «несовременных» сообществах еще младше,
чем в США. Они выдвинули догадку, критическим фактором
прибывает просвет периода меж основной менструацией и основной
беременностью, что соединено с корпоративным числом менструальных циклов
в процесс жизни.

В сообществах охотников и собирателей, основная менструация
приключалась в возрасте около 15 лет либо позднее, спустя немного
лет подобала беременность с несколькими годами ухода за
ребенком, потом скоро новенькая беременность. Менструации, и
связанный с ими высочайший степень негативно влияющих на
клеточки груди гормонов, водились вероятны только лишь в процесс периода
меж окончанием вскармливания малыша и новейшей беременностью.

В идущих в ногу со временем же сообществах основные месячные проходят у девченок
в 12-13 лет, — возможно из-за высочайшего содержания жиров в
еде, что дозволяет даже чрезвычайно юной даме выносить малыша;
а основная беременность приключается спустя 10-ки лет после чего
либо никогда. Дама в сообществе охотников и собирателей обладала
в процесс жизни 150 менструальных циклов, тогда как у
современной дамы это число — четыресто и наиболее. Из этого не
надлежит, что основная беременность обязана проходить до 20 лет,
но возможно, некая притворяющаяся беременность, гормональная
терапия может понизить риск рака молочной железы. Опыты по
проверке данной для нас идеи проводятся в
University of
California at San Diego.

Компромиссы и принуждения.

Компромиссы присущи хоть какой адаптации. Если б кости рук водились в
трижды ниже, они бы никогда не ломались, но люди
перевоплотился бы в неловких созданий, постоянно занятых поиском
источников кальция.

Этакие компромиссы есть на генетическом ватерпасе. Ежели
мутация приносит репродуктивное превосходство в корпоративном, ее частота в
популяции будет устремляться к росту, даже ежели она приводит к
заболеваниям. Люди с 2-мя копиями гена серповидных клеток (sickle
cell gene), к примеру, испытывают ужасные боли и помирают в
юности. Люди с 2-мя копиями «обычного» гена с большей
вероятностью умрут от малярии. Но люди, располагающие и тот, и
иной ген, защищены от обеих хворей. В площадях с высочайшим
степенью малярии этакие люди более жизнеспособны. Что
прибывает здоровой аллелью в таковых договорах? Вопросец не располагает
ответа. Не живет один-одинехонек обычного людского генома,
— глодать только лишь гены.

Почти все иные вызывающие хвори гены также могут оказаться
полезными, по последней мере, в неких договорах. Потому что
цистовидный фиброз (cystic fibrosis) прибывает предпосылкой погибели
один-одинехонек из 2-ух с половиной тыщ кавказцев, можнож
представить, что ответственный за эту заболевание ген обязан быть
удален из генофонда. Но он продолжает жить. Недавние
исследования Gerald B. Pier из
Harvard
Medical School пустили этому разъясненье, — единичная копия
гена цистовидного фиброза убавляет возможность захворать
брюшным тифом — заболеванием с 15 процентной смертностью.

Старение — очередной из образцов генетических компромиссов. В
1957 грам. один-одинехонек из создателей истинной статьи (Williams)
представил, что гены, вызывающие старение и погибель тем не
выбраковываются отбором, потому что они вызывают иные эффекты,
доставляющие превосходства в юности, иной раз множество отбора посильнее.
К примеру, гипотетический ген, правящий метаболизмом
кальция, таковым образом, что кости прытче восстанавливаются
при переломах, но тот или иной также вызывает постепенное отложение
кальция на стенах артерий. Воздействие таковых генов с
множественными эффектами наблюдалось на образце фруктовых мух
и мучных жуков, но для жителей нашей планеты пока не найдено определенных
образцов. Вторым образцом может служить подагра, возникающая,
иной раз мощный антиоксидант, мочевая кислота, образует
кристаллы, оседающие в суставах. Антиоксиданты, как не секрет,
замедляют старение, и степень мочевой кислоты у разнообразных
обликов приматов обнаруживает корреляцию с их средней
длительностью жизни. Возможно, высочайший степень мочевой
кислоты выгоден большинству жителей нашей планеты, потому что замедлят старение,
тогда как меньшинство рассчитывается за это подагрой.

 Есть и иные причины, содействующие активизированному
старению. К примеру, мощный иммунитет оберегает нас от
зараз, но при всем этом прибывает предпосылкой практически не приметного
повреждения тканей. Также вероятно, что большая часть генов,
вызывающих старение самостоятельно от возраста не приносят никаких
превосходств, — они не усугубляют репродуктивную функцию
так, чтоб природный отбор выбраковал их.

Потому что эволюция протекает только лишь в направлении, определенном
вектором периода, всякие конфигурации в строении организма
опираются на теснее живущие структуры. Как отмечено в начале
данной для нас статьи, глаз у позвоночных устроен не превосходнейшим образом. Но
глаз кальмара волен от этого недостатка, — в нем сосуды и
нервишки находятся сбоку от глазного яблока, проникая в него в
подходящем участке и препятствуя отслоению сетчатки. Человеку же с
очами нетрудно не подфартило; сотки миллионов лет тому назад, у
наших предков, оболочка клеток, тот или иной стал светочувствительным,
был склонен по другому, чем у предков кальмара. Это различие в
расположении клеток и определило два разнообразных направления
эволюции, тот или иной, как не секрет, необратима.

Подобно можнож разъяснить, зачем азбучный акт глотания может
доставлять опасность для проживания. Наши дыхательные и
пищеварительные пути пересекаются поэтому, что у наших дальних
предков — двоякодышащих рыб, отверстие для вдыхания воздуха
размещалось по понятным причинам на кончике морды и водило в
некоторое место, делимое с пищеварительными маршрутами.
Оттого нам приходится примиряться с вероятностью того, что еда
может закупорить наши свободные.

Путь природного отбора может привести даже к фатальному
тупику, как в случае с аппендиксом, сиим рудиментом, тот или иной
наши прородители употребляли в пищеварении. Потому что он теснее издавна
не исполняет данной для нас функции, и при всем этом может в случае инфекции
уничтожить собственного владельца, надлежит ждать, что природный отбор
удалит его. Действительность труднее. Аппендицит возникает, иной раз
воспаление вызывает опухоль, тот или иной пережимает артерию,
дышащую кровь к аппендиксу. Кровоток оберегает от размножения
микробов, так что всякое убавленье кровотока содействует
инфекции, тот или иной еще более наращивает опухоль. Иной раз
кровоток без остатка перекрывается, легкое размножение
микробов приводит к разрыву аппендикса. Ограниченный аппендикс в
необыкновенности готов стать жертвой этакого сценария, так что
феноминальным образом природный отбор содействует
крупному аппендиксу. Таковым образом, эволюционный анализ
указывает, что некие «слабенькие участка» в организме могут
даже поддерживаться насильственно природного отбора.

Эволюция дарвиновской медицины.

Не глядя на массу парадигмы Дарвина, эволюционную биологию
только лишь на данный момент начали признавать как науку, главную для
медицины. Большая часть хворей убавляют
жизнеспособность, так что может показаться, что природный
отбор может разъяснить только лишь здоровье, но не заболевание.
Дарвиновский подход располагает смысл только лишь тогда, иной раз объектами
исследований стают те черты, тот или иной сооружают нас уязвимыми
для хвори. Предположение о том, что природный отбор
максимизирует здоровье, также ошибочно, — отбор максимизирует
репродуктивный фуррор генов, даже ежели этот фуррор связан с
ухудшением здоровья индивида — носителя генов.

Принятие дарвиновской медицины часто затруднялось
ошибочным ее осознанием. Эволюционный подход к
многофункциональному анализу нередко считали чем-то наподобие легковерной
телеологии либо витализма. И разумеется, где бы эволюция и
медицина не упоминались вкупе, появлялся призрак евгеники.
Исследования уязвимости жителя нашей планеты перед хворями, проведенные
с точки зрения дарвинизма, могут принести людям великую
полезность, но это еще не следовательно, что мы соответственны пробовать сделать лучше
свой био вид. Против, этот подход
предостерегает, что видимые генетические недостатки могут располагать
еще не выявленное адаптивное значение, что не живет
один-одинехонек «обычного» генома, и что представление о
«нормальности» прибывает упрощенческим.

Эволюционный подход приносит глубочайший анализ отношения меж заболеванием
и здоровьем, может интегрировать несопоставимые подходы в
медицине и предложить новейшие методы терапии. Его
многосторонность и множество соответственны привести к признанию
эволюционной биологии как базисной мед науки.

http://www.sciam.com/1998/1198issue/1198nesse.html


Posted in ЭкоМедицина by with comments disabled.