Нонконформизм в потребительском обществе
Современный мир изменяется в политической, идеологической и экономической плоскости с неописуемой скоростью. Большие выработки критики против той либо другой политической налаженности — капиталистической, коммунистической, либеральной, государственной устаревают моментально, потому что тотчас цикл издания критического произведения продолжается длиннее, чем режим, против тот или другой критика ориентирована.
Но, невзирая на это, можнож выделить две свойства, ставшие константой XX века, — это духовно-психическая неудовлетворенность и глобальное отчуждение жителя нашей планеты.Современный мир изменяется в политической, идеологической и экономической плоскости с неописуемой скоростью. Громадные выработки критики против той либо другой политической порядка — капиталистической, коммунистической, либеральной, государственной устаревают одномоментно, потому что тотчас цикл издания критического работы продолжается подольше, чем режим, против тот или иной критика ориентирована.
Но, невзирая на это, можнож выделить две свойства, ставшие константой XX века, — это духовно-психическая неудовлетворенность и глобальное отчуждение жителя нашей планеты. Оттого главным фактором, обуславливающим актуальность темы нонконформизма в современном сообществе, выступает полное рвение социальной сферы нивелировать спонтанные и внерациональные проявления, обособиться от естественной базы людского существа, подчинить его эксплицитному миру подавленных инстинктов, творя в сверхцивилизованной утробе новейшую форму естества, основанную на потребительстве, рекламе и синтетической унификации.
Со периодов предыстории людского сообщества до начала постиндустриальной цивилизации люди что-то приобретали, чем-то обладали и воспользовались, заслуживали и обменивались. Первобытные празднества, расточительство феодального сеньора, буржуазное роскошество XIX века — не приходят потреблением в сущностных качествах этого явления, где размер материальных благ, удовлетворяемость потребностей продуцируют только первичное, предварительное соглашение [1].
Современное потребление, по ловкому выражению Ж. Бодрийяра, это не материальная практика и не феноменология изобилия, оно не обусловливается ни едой, тот или иной человек ест, ни одеждой, тот или иной носит, ни машинкой, в тот или иной ездит, ни речевым либо зрительным содержанием образов, извещений, а только тем, как все это организуется в знаковую субстанцию: это виртуальная целостность цельных вещей и извещений, собирающих отныне наиболее либо наименее связный дискурс [3].
Потребление — это деятельность периодического манипулирования знаками. Обычная вещь-знак (предметы обстановки, бытовая техника), опосредовавшая собой реальное отношение либо житейскую ситуацию, храня близкую содержательную основание в форме запечатленной сознательной либо бессознательной динамики этого дела, лишается внутренней произвольности, — этакая вещь, водясь связанной, пропитанной коннотацией, но, оставаясь живой в множество свойской соотнесенности с определенным поступком либо жестом жителя нашей планеты (коллективным либо личным), не может потребляться. Чтоб замерзнуть объектом употребления, вещь обязана сделаться знаком, — разговаривает Ж. Бодрийяр, другими словами чем-то внеположным тому отношению, тот или другой она означает, произвольным, не образующим связной порядка с определенным деянием, но обретающим связность в абстрактно- периодической соотнесенности со целыми вторыми вещами-знаками. Конкретно так она начинает персонализироваться, подсоединяться в серию — другими словами потребляться — не в материальности свойской, а в близком отличии [3]. Сходственное преображение вещи, заработавшей периодический статус знака, продуцирует одновременное изменение человечьих отношений, перекомбинируя их в потребительские (в обоих смыслах глагола se consommer — исполняться и уничтожаться).
Эким образом, потребление обусловливается как периодическая тотально идеалистическая практика, тот или другой далековато выходит за рамки вещных и межличностных отношений, распространяясь на все регистры культуры, истории и коммуникации [6]. Новенькая налаженность социокультурных касательств, где соц идентификация основывается не на распределении работы и производстве (я — доктор, крестьянин либо клерк), а вне рабочего места: в веселиях и шопинге, в одежде и интерьере квартиры (я — метросексуал, представитель делового общества либо престижной элиты).
Современное потребление не знает рубежа и насыщения, так как располагает процесс не с вещами, а с культурными знаками (нарастающий процесс размена тот или иной постоянен и безграничен), соотносящимися вместе в рамках структурного кода. Все они главным образом отрываются от референтного сингулярного людского (личного либо родового) смысла — это знаки дегуманизированной культуры, в тот или иной человек отчужден [4].
Эволюцию потребительской интервенции можнож проследить на элементарном образце хранения одежды: 1. Вешалка — 2. Сундук — 3. Комод — 4. Платяной шкаф — 5. Шифоньер — 6. Шкаф-куче — 7. Гардеробная комната. А что позже — гардеробные жилья, участки, кромки и мир матерчатого благополучья: Облекай и властвуй — манифест потребительской цивилизации, где продается все, что располагает стоимостное выражение, где за мечтой идут в магазин, а чувство жизни снисходит от истраченной банкноты?
Основательные понятия, духовные ценности земного мироздания переносятся на вещи и физиологические процессы (верность торгашеской марке, любовь к новейшей стиральной машине, сострадание к сломанному КПК), наименования космических тел присваиваются корпорациям: созвездие IBM, галактика Microsoft, планетка StarBucks. Сейчас свобода обусловливается широтой потребительского выбора, полнота — численностью изготовленных покупок, сейчас досуг наполняют походы в супермаркеты и торгашеские центры (музеи современной культуры употребления), а мечта пылится на витрине драгоценного магазина. Мода преобразуется в движок производства, обеспечивая нравственное устаревание вещи еще ранее ее физического износа, провоцируя у потребителя чувство символической обездоленности.
Можнож выделить 5 стержневых принципов современного потребительства.
1. Идеальность — современное потребление располагает процесс не с вещами, а с культурными знаками, соотносящимися вместе в рамках структурного кода.
2. Тотальность — современное потребление выходит за рамки вещных, межиндивидуальных отношений, распространяясь на все регистры людской жизни.
3. Недостижимость — современное потребление продуцирует рвение к постоянно ускользающему эталону: популярному эталону либо степени жизни, достижение тот или иной, наполняя все человеческое существование, никогда не будет осуществлено.
4. Гиперактивность — современное потребление, вызывая повседневного воспроизводства, инициирует импульсную активизацию деятельностного процесса, организующего его непрерывность.
5. Соответственность — современное потребление находит нравственный паритет, мирящий индивидума с показным окружением и личной природой средством филиации и разрядки внутренних конфликтов, гомогенной атрофии глубинного существа.
Эким образом, анализ употребления как общественного парадокса сублимирует его первичное (обычное) осознание (метод ублажения базовых человечьих потребностей средством разового либо долгого уничтожения продуктов):
— в семиотическую налаженность признаков отличия, богатства, престижа;
— в конструктивный модус дела (при этом не только лишь к приобретаемым товарам, да и к социальной среде, миру), направленный на соц конструирование своей идентичности;
— в субстанцию знакового, символического содержания, включающего индивидума в специфичный набор культурных ценностей;
— в периодическую тотально идеалистическую практику, продуцирующую одновременное изменение человечьих отношений, перекомбинируя их в совершенно-потребительские.
Экономика сообщества употребления опирается на новейший тип личности, формирование тот или иной происходит не средством духовных сущностей и запросов, а необыкновенно потребительской вскармливостью. Понимаете ли вы, что этакое DUVE? Это плед, одеяло. В итоге-навсего. А для чего эким, как мы с вами, знать, что этакое duve? Это жизненно нужно, как умение доставать еду либо воду? Нет! И кто же мы? Верно — ПОТРЕБИТЕЛИ [2].
Долгожданный итог тысячелетней эволюции. То, что побаивались правильные мужи людской заступники, воплотилось тут, в мире полного употребления и потребительского тоталитаризма, где на площадь вечности прибывает вещность, на площадь любви — lovething, а на площадь жизни — маркетинговое позиционирование. 
Приобретай и властвуй — новое воззвание публичного олимпа. Homo Customer (человек потребляющий) — новое заглавие его представителя, основная черта тот или иной — потребление как метод конструирования идентичности. Вторыми словами, не вечностью, а вещностью соблазняется человек.
Логика супермаркета предугадывает распыление жажд, обуславливая органическую невозможность Homo Customer обладания единичной волей и единичным жаждой, что в близкую очередь продуцирует понижение его интенсивности. Человек не стал желать младше, против, его потребительское вожделение простирается на все огромные и огромные площади, все-таки нрав сходственных устремлений стал сверх-показным (мнимым). Не водясь незапятнанным лицемерием, вожделения в полноценной ступени заданы извне (рекламной инквизицией в пространном смысле этого слова), и ничто в их не припоминает о стихийной, несокрушимой множеству, упрямо устремляющейся к осуществлению, тот или другой предполагается под шопенгауэрской волей. (Как разговаривает Ж. Бодрийяр: желание — это еще одна тягостная зависимость, в Европе мы живем его остатками, остатками агонизирующей критической культуры.) Желанья, ранее блокировавшиеся теми либо другими психологическими инстанциями (табу, альтер эго, чувство вины), кристаллизуются в вещах — определенных инстанциях, упраздняющих взрывчатую множество вожделения и материализующих в для себя ритуально-репрессивную функцию публичного строя [3].
Фантазмы и волнения, страсти и переживания он проецирует на технические игрушки современной цивилизации — бытовую технику, порядка отопления, освещения, инфы и транспорта, трудные автоматы и боты, призывающие от жителя нашей планеты минимума вмешательства и издержек энергии и сохраняющие ему пассивную роль контроллера, сочетают призрачную уверенность в преодолении настоящего существования, неподвластное ему в свойской необратимой событийности [5].
Новенькая мораль опережающего, инициированного употребления по отношению к скоплению, мораль форсированного инвестирования и приобретенной инфляции продуцирует наркотическую зависимость Homo Customer от валютных инъекций, трансформируя психофизическое восприятие рабочей деятельности. Можнож выделить два фактора, обуславливающих этот процесс.
С одной страны, кредитная налаженность, дозволяющая поначалу приобретать, а потом выкупать продукт родным произведением, остроумно сопоставляемая Ж. Бодрийяром с феодализмом, иной раз знакомая количество службы вначале принадлежит помещику. Главное отличие современной порядка от феодальной содержится в необыкновенном сообщничестве, иной раз человек потребляющий невольно интериоризирует, встречает и делит безграничное принуждение, тот или другой подвергается, — обязанность приобретать, чтоб сообщество продолжало создавать, а сам он мог функционировать далее, чтобы водилось чем платить за теснее купленное [3].
С второй страны, непреодолимое вожделение в потребительском конструировании своей идентичности, призывающей повседневного воспроизводства, продуцирует феномен высочайшей трудовой активности Homo Customer не с целью поддержания жизни, а для приобретения способности постоянного употребления. При этом налаженность современного консюмеризма построена эким образом, что на хотимый ватерпас жизни человеку не хватает средств, но поддерживается жесткая уверенность (благодаря тот или иной и надувается мыльный пузырь мировой экономики): еще одна покупка, еще одна истраченная банкнота — и жизнь вот- вот перевоплотится в маркетинговую сказку [7].
Обычная мораль призывала от индивидума соответствия с группой, тогда как современный консюмеризм (потребительство) призывает внутриличностного (в некой ступени метафизического) соответствия себе, филиации и разрядки цельных внутренних конфликтов, противоречий и разладов; гомогенной атрофии глубинного (трансцендентального) существа. Ужасы и неврозы, фобические проявления и сексапильные переживания, сооружающие индивидума распущенным либо отверженным, неадекватным либо неестественным, снимаются ценой успокоительной регрессии в купленной вещи. Все наиболее вольная иррациональность первичных позывов следует рука о руку со все наиболее классическим контролем на верхней ступени [5].
В самом процессе, как разъяснить высочайший процент депрессии в странах Европы посреди жителей нашей планеты, обычно, экономически богатых, мастерски состоявшихся, пользующихся целыми достижениями современной медицины, науки и техники?) — спрашивает Мтр. Уэльбек. Обстоятельств немного, и самая тривиальная — коммерциализация жизни, при тот или иной удел среднего жителя нашей планеты — иметься пассивным потребителем разрекламированной продукции, игрушкой в руках межнациональных компаний, что, в близкую очередь, продуцирует вызревание кризиса в душе жителя нашей планеты — психологические срывы, тот или иной угрожают взрывами массового недовольства в цивилизованном сообществе, удалившемся от близкого естества.
Южноамериканский социолог Д. Рисмен сопоставляет современный нонконформизм с неполной чувственной занятостью — хандрой, неименьем цели, способной активизировать высшие возможности психики: высоконравственную энергию, внутреннюю культуру и упорядоченность, альтруизм и ублажение от единства. В центре нынешнего нонконформизма юных жителей нашей планеты быть достойным не вопросец статуса, престижа, согласования с группой, неформальной социализации, а девиантная кандидатура теперешнему обществу [4].
Функциональная страна нонконформистских позиций, носящих как личный, так и коллективный нрав, проявляется в форме антисоциального поведения. К нему можнож отнести явление хулиганизма (от британского Hooley's gang, т.е. сортировка Хулина — одна из больших английских банд баста XIX — начала ХХ в.) со свойской организацией и отдельной подкультурой, ясным проявлением тот или иной выступают массовые кавардаки, Graffiti-Bomb (разрисовка публичных корпусов спрей-краской), терроризм в сфере публичного кормления (сознательное заполнение блюд драгоценных ресторанов побочными органическими компонентами) и др. (Обычно, ключевой ценность в изъясненьи обстоятельств сходственного поведения отдается трем версиям: психологической, религиозно-этнической либо криминальной, полностью и на сто процентов отвергаются внутренние, сознанческие нюансы людского недовольства.)
Отдельным явлением антисоциального поведения стала организация так нарекаемых бойцовских клубов, общее распространение тот или иной стало следствием выхода одноименной книжки Ч. Паланика и кинофильма Д. Финчера, где вялые от пустопорожний жизни клерки, автомеханики и белые воротнички сублимируют накопленное недовольство в рукопашных битвах вместе. Негативная коммуникация, открытый физический конфликт — то, что им нужно для избавления от телевизионного гипноза, возвратиться к истокам, раскрыть первобытные инстинкты — метафизическое бегство из фарисейского сообщества запросов и запросов в искренний мир правильного существования.
Эким образом, современный мир синтетической унификации и рациоуниверсального основания, интегрирующий индивидума в взыскательную социальную налаженность, продуцирует экзистенциональное рвение людского существа к устарелым проявлениям близкого внутреннего естества, направленного не против политического строя либо христианского мира, бедности либо безработицы, а против целой порядка потребительского существования. 
В ближайшее время один-одинешенек из всераспространенных проявлений коллективного антисоциального поведения выступает так-называемый флэш-мобинг (от британского flash — молния, mob — масса), представляющий из себя спонтанно интеллигентную социальную среду, направленную на имманентное проецирование скопленного недовольства в форме дезорганизации, осмеяния различных качеств публичного порядка. Сделанное в США Cacophony Society (Сообщество неблагозвучия) с 1986 года занимается организацией сходственных явлений, основная мишень тот или иной — разрушение определенных форм публичной идентичности, основанных на рекламе, уюте, потреблении и формирование новейших, основанных на спонтанности, воле и потребительской независимости.
Эким образом, сходственные нонконформистские проявления веют в для себя объединительный посыл скопленного недовольства, дозволяющий индивидуму выйти из места техно-многофункционального одиночества, внося в упорядоченную людскую жизнь иррациональное зерно правильного существования.
Ключевой индивидуальностью современного нонконформизма приходит его направленность на сохранение природного, живого людского внешности. Как добыча атакует на хищника, так и нонконформизм, сходственно упомянутому К. Лоренцом в занятию Агрессия британскому выражению сражаться, как крыса, загнанная в угол, олицетворяет отчаянную борьбу за внутренние базы личного мироздания, в тот или иной боец выкладывает все, т.к. отходить далее некуда.
Маркетинговое наваждение, материальный удобство и потребительство выступают в качестве сильнодействующей анестезии (ультракаин современного существования), нивелирующей внутриличностные базы мышленческой деятельности, усыпляющей естественную (первородную) боль людского естества, присущую каждому земному творению, условно бессмысленности бытия, правильного унынья и одиночества, глубинного познания и свободы, того, что мастерит жителя нашей планеты человеком, а не соц адаптером демократии [8].
Можнож выделить существенное антропологическое значение нонконформизма, обусловленное безусловной ценностью внутриличностной, метафизической, естественной базы людской натуры, заключенное в экзистенциональном стремлении сохранить настоящую суть и существование жителя нашей планеты, его единичную, неделимую, единую основание, подвергшуюся субстанциональной потребно-унификационной трансформации, продуцирующей перевоплощение индивидума в одномерный соц адаптер публичного порядка, тот или иной не интересует философия жизни, т.к. отныне он поглощен философией выживания в соглашениях терроризирующего потребительского выбора.
Антропологическое значение нонконформизма (как метафизического восстания против сообщества употребления) располагает родным истоком не мстительную злость отверженного, а рвение к утверждению всеобщей ценности свободы и осознанного (а не внушенного) выбора.
Кроме ключевого антропологического значения современного нонконформизма, можнож выделить интегративный функционал, обусловленный объединительным посылом, выпитым во внутреннее накопленное недовольство людского существа, в злоба, разочарование, усердие и возмущение, в окончательном итоге сплачивающее жителей нашей планеты вместе, с целым миром, дозволяя индивидуму выйти из места унификационного одиночества, внося в упорядоченную людскую жизнь иррациональное зерно правильного существования. По сужденью А. Камю, в мятеже человек, преодолевая близкую ограниченность, сближается с вторыми, и с данной для нас точки зрения людская солидарность, рожденная в оковах, носит метафизический нрав.
Эким образом, расценивая аксиологическую сторонку современного нонконформизма как противоборства сообществу употребления, можнож выделить его генеральную антропологическую ценность, заключенную в сохранении внутренней, естественной базы людского естества в соглашениях полной синтетической, техно-многофункциональной и рациоуниверсальной унификации, интегрирующей индивидума в взыскательную социальную налаженность; в стремлении к утверждению всеобщей (безусловной) ценности осознанного выбора и личной свободы, раскрывающей в человеке то, за что постоянно быть достойным драться.
Подводя результат предоставленной статьи, главно определить, что настоящий нонконформизм — не слепая ярость и глухое унынье, не рвение к тотальному противоречию и асепсису, это не правонарушенье и преступление, не насилие и злость, не массовые кавардаки и перманентные мятежи, это не стилистические (атрибутивные) воплощения социокультурного недовольства, не одномерная филиация общепринятого строя и не тривиальное рвение выделиться. Настоящая суть нонконформизма заключена в имманентной интеграции разнородного внутриличностного людского
естества в гомогенный универсум правильного протеста, глубинной сублимации внутренней неудовлетворенности в экзистенциональное восстание против баз найденного порядка, псевдорационального насилия над природой, над принципами расточительства и изобилия, над законами правильной жизни (личностный протест, обусловленный не показными признаками, а внутренней нуждою, противоречием, выпитым в ощущающее, живое человеческое сознание; разочарование в для себя как в человеке соц и нахождение себя как жителя нашей планеты целостного).
В основную очередь нонконформизм — это самостоятельность, суверенность и независимость людской идеи, это духовный провинциализм, противостоящий материальному шовинизму публичной порядка.
В современном миропорядке постоянно найдутся множества, в угоду циничным интересам сознательно заменяющие правильные (густые) цели протеста (противоборства, разногласья) мнимыми (псевдовысокими). Как разговаривает В. Пелевин, в области конструктивной молодежной культуры ничто не продается так ладно, как хорошо расфасованный и политически корректный бунт против мира, где царит политкорректность и все расфасовано для продажи [3]. Справедливость сходственного изъявления обосновывает постоянная цепь насилия, охватившая как окраины, так и центральные зоны публичного миропорядка, ВИЧ- терроризм, приоткрывающий перед сущьностью потенциал полной розни и эгоистического террора каждого против каждого.
Ряд философов и обществоведов, эких как Грам. Машке, Р. Оберлерхер, Грам. Бергфлет, А. Леви, Э. Сьоран, главным шагом в становлении и развитии нонконформистских устремлений лицезреют в твореньи совместной теории нонконформизма, тот или другой обязана вобрать в себя те нюансы нонконформистских доктрин прошедшего, приходящие сущностными, а не преходящими; не элементарное обобщение, а заключительный шаг долгой борьбы жителя нашей планеты с налаженностью, обретающей нрав абсолютной битвы.
На взор создателя, сходственное устремление, невзирая на некую утопичность, готов стать жестким философским, мировоззренческим основанием современного нонконформистского сознания, вобрав в себя и отразив то базовое ядро, что находилось и находится в базе правильного, доподлинного, глубинного людского протеста, самостоятельно от договоров будущей цивилизации, эры либо публичного порядка.
Перечень литературы и примечания
1. Лотман Ю.Мтр. Снутри думающих миров. Человек — текст — семиосфера — история. — Мтр.: Языки российской культуры, 1996. — С. 165.
2. Осипьян С.В. Промышленность самообслуживания // Искусство кино. 2004. 7. С. 36.
3. Психология употребления и реклама. Доклад прочитан на летней школе Государственной федерации психоанализа, грам. Пушкин, июль 2004 года. Психология, философияwww.pseudology.org
4. Яблочкин Ф.Н. Реклама: создание вожделения и стратегии власти. Виртуальное место культуры. Субстанции научной конференции 11- 13 апреля 2000 грам. СПб.: Санкт-Петербургское философское сообщество, 2000. С. 126-130
5. Keith R.J. The Marketing Revolution // Ben M.Enis&Keith K.Cox (Eds.). Markting Classics. A Selection of Influential Articles. 5th edition. Boston, London, et al.: Allyn and Bacon, Inc., 1985. P. 38-42
Создатель: Грам.Литр.. Хавкин — «НОНКОНФОРМИЗМтр В ПОТРЕБИТЕЛЬСКОМтр ОБЩЕСТВЕ: СУЩНОСТНЫЕ ОСНОВЫ И ЗНАЧЕНИЕ «, Волго-Вятская академия гос занятия —
Этот e-mail адресок защищен от мусор-роботов, для его просмотра у Вас обязан быть включен Javascript
Размещено в : «Вестник Нижегородского института» им. Н.И. Лобачевского. Серия Социальные науки, 2007, 2 (7), с. 192-
Posted in Экология человека by admin with comments disabled.