сознания,мышления,развития,человека
Современное мышление, преодолевающее противопоставление жителя нашей планеты и природы, души и тела, материи и сознания, призывает конфигурации обыкновенного взора на процесс исторического развития. Взор на жителя нашей планеты в согласье с природой обуславливает осознание развития жителя нашей планеты, исторического прогресса людского сообщества как доли естественного процесса эволюции. С данной для нас точки зрения движущей его насильственно быть может только лишь одно био существо, в нем участвующее — сам человек.Современное мышление, преодолевающее противопоставление жителя нашей планеты и природы, души и тела, материи и сознания, вызывает конфигурации обычного взора на процесс исторического развития. Взор на жителя нашей планеты в согласье с природой обуславливает осознание развития жителя нашей планеты, исторического прогресса людского сообщества как числа естественного процесса эволюции. С данной точки зрения движущей его насильственно быть может только лишь одно био существо, в нем участвующее — сам человек.<!—more—> Потому что темпы био развития жителя нашей планеты измеряются, по наименьшей мере, десятками тыщ лет, то в исторический период развитие жителя нашей планеты поступает, сначала, ватерпасом развития его сознания.
Идеалистическое мышление осматривает настоящий мир, как отражение понятий, тот или иной как количество духа, отчуждаясь от природы до полной отрицательности стают тождественны с самим собой, т. е. с безусловным духом. И желая Гегель этот процесс возвращения к для себя из природы как в для себя и себе сущее и постоянно порождающее единство объективности духа и его идеальности [1, с. 222] нарекает развитием духа, эта циркуляция по замкнутому кругу лишает развития как дух, так и природу. Это теснее отмечал К. Маркс.
Современное осознание сознания жителя нашей планеты как естественного характеристики, развитого человеком в большей ступени, чем у остальных животных, дозволяет развитие природы и жителя нашей планеты осматривать в согласье, как развитие Жизни, движком и более конструктивной отчасти тот или другой прибывает человек. Этакое осознание неминуемо приводит к заключению о том, что закономерности природы обретают отражение в действиях мышления. Даже самый примерный анализ шагов развития сознания подтверждает этот решение. Развитие жителя нашей планеты происходит в процессе разрешения противоречий, с тот или иной он встречается, развитие сознания происходит методом преодоления противоречивых представлений, отражающих противоречия настоящей жизни. В процессе развития сознания происходит их преодоление, снятие (по выражению Гегеля). Это происходит не методом абстрактного мышления: тезис — антитезис — синтез (Гегель), а методом реализации достижений сознания в практической деятельности. Сама практическая жизнь жителя нашей планеты, его общественная практика производит отбор и закрепление достижений людского сознания в продуктах его деятельности, описывает их жизненность.
Основным наиглавнейшим для пробудившегося сознания первобытного жителя нашей планеты имелось противоречие его с естественными мощами, с тот или иной он обязан был драться за выживание. Но это имелось наружное противоречие, сознание еще не доросло до внутренних противоречий, выражающихся в противопоставлении абстрактных представлений.
Неимением таковых представлений выдается первобытный тотемизм: Старый человек выносил на мир животных дела, отличительные для первобытных родовых общин, и этот звериный мир думал вроде бы в внешности 2-ой, полностью равноправной половиной собственной своей общины. Так взял тотемизм, т. е. представление о том, что все члены предоставленного рода происходят от определенного животного, растения либо иного тотема и соединены сданным обликом нерасторжимой связью [2, с. 95]. Представления жителя нашей планеты приходят отражением того, что он находится снутри естественной порядка, даже в близком сознании не выходя из нее. Человек с животными ощущает себя на равных, разыскивает и обретает для себя в животном мире родственников и союзников.
Примечательный исследователь мифологии А. Ф. Лосев подчеркивал, что для мифического сознания легенды не приходили выдумкой либо чем-то умопомрачительным: Для мифического субъекта (миф) это глодать настоящая жизнь, со цельными ее надеждами и ужасами, ожиданиями и унынием, со целой ее настоящей обыденностью и девственно собственной заинтересованностью. Миф не глодать бытие образцовое, но — жизненно чувствуемая и создаваемая, вещественная действительность и телесная, до животности телесная действительность. Это не выдумка, но — более колоритная и самая настоящая действительность, живое субъект-объектное взаимообщение [3].
Аргументированно опровергая осознание легенд как безупречных представлений, как старой науки, А. Ф. Лосев, вскрывая сущность мифических представлений, практически доставляет картину степени мифологического сознания в сравненьи с современным научным мышлением: Мифическое сознание идеально непринужденно и легковерно, общепонятно; научное сознание надо владеет выводным, логическим нравом; оно — не непринужденно, тяжело усвояемо, вызывает долгой выучки и абстрактных способностей. Миф постоянно синтетически — жизненен и состоит из живых личностей, судьба тот или иной освещена чувственно и интимно ощутительно; наука постоянно превращает жизнь в формулу, принося заместо живых личностей их отвлеченные схемы и формулы; и реализм, объективизм науки включается не в красочном живописании жизни, но — в корректности соответствия отвлеченного закона и формулы с эмпирической текучестью явлений, вне всякой картинности, живописности либо эмоциональности [3].
Разговаривая другими словами: мифологическое сознание выдается неимением абстрактного мышления, применяющего идеи и понятия, оторванные от непринужденных объектов и явлений природы, что соединено с мироощущением жителя нашей планеты: он снутри природы, он не может даже в близком сознании выделить себя из нее.
Основному шагу преодоления противоречий с природой подходит и увеличение степени отношений с природой — таково мифологическое мышление древнего мира, в тот или другой человек теснее от строгой конфронтации с естественными мощами перебежал к гармоничному сосуществованию. Практически человек теснее одержал победу в борьбе за выживание, на этом степени развития сознание жителя нашей планеты еще не способно подниматься над природой либо естественными явлениями, но теснее восоздает целостную картину мира, тот или иной невероятна без учения абстрактной структуры реальности. Это еще не абстрактное мышление, потому что понятия, категории не отделяются от естественных сил, но это теснее его преддверие. Противоречия с мощами природы, одушевленными человеком, остаются, но они теснее не носят нрав борьбы за выживание: богов можнож задобрить, заручиться их поддержкой, заступничеством, — противоречие снято.
Современная психология распознает конкретное поведение и абстрактное, как отличающиеся по ступени трудности: Определенная агрегат реалистична. При этакий конструкции мы отданы во власть, либо привязаны к непринужденному переживанию принесенной вещи либо ситуации в ее определенной уникальности. Наши идеи и деяния направляются прямыми побуждениями, исходящими от какой-или одной определенной страны объекта либо ситуации в нашем окружении [4, с. 30].
Под поведением тут понимается и мыслительный процесс: непосредственность переживаний и побуждений, мысль тут не выходит за рамки определенных субъект-объектных отношений. Конкретное поведение подходит мифологическому мышлению как ступени развития сознания жителя нашей планеты либо чрезвычайно к нему недалеко.
Сознание жителя нашей планеты развивается в договорах господства предопределенной порядка представлений в сообществе. Ростки новейшего мышления, тот или иной начинают выходить за рамки главенствующей в сообществе порядка представлений, мы можем следить в истории древнего мира. Невзирая на господство мифологического мышления в сознании старых греков, возникают отдельные индивиды, тот или иной начинают думать абстрактно, оперируя идеями и понятиями. Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Гераклит, Ксенофан, Демокрит и вторые древнегреческие философы выдвигали идеи о происхождении природы и жизни, вводили идеально абстрактные понятия: апейрон, атом. Пифагор, Евклид и их воспитанники положили начало арифметике как теоретической науке. И желая они сами иногда думали мифологическими категориями, их взоры — показатель развития абстрактного мышления, тот или иной веско выдается от степени мифологического мышления. Учения Платона, Аристотеля — это теснее налаженность взоров и способ абстрактного мышления. Меж ими и мифологическим мышлением — целая пропасть, вернее — долгий путь развития. На этом степени складываются теснее порядка мировоззрения: Эпикура, Секст Эмпирика, стоиков, неоплатонизм.
На этих образцах можнож сделать очередной решение: развитие сознания исполняется персональными усилиями. Взоры целого шеренги мыслителей приходят показателем того, что мифология гомеровского периода истории Старой Греции как налаженность мышления не стала удовлетворять развивающееся сознание. История античной философии доставляет нам пример развития абстрактного мышления. А. Ф. Лосев строчит, что античное сознание теснее шло от мифа к логосу, другими словами от одного и целостного чувственно-материального космоса к его теории на базах ума. А потому что миф целый состоял из противоречий, совмещаемых в одно целое, то новое совмещение этих противоречий, а конкретно, совмещение на основанию ума нужным образом делалось диалектикой, а с исчерпанием данной диалектики приходил баста и самой античной философии. Таковым образом, античная философия началась с дорефлективной мифологии, тот или другой она преодолевала методом рефлексии, и кончилась мифологией теснее рефлективной, другими словами диалектикой. Но меж ватерпасом сознания отдельных индивидуумов, даже целого их шеренги, и массовым сознанием сообщества постоянно жил полноценный разрыв. Античная философия представляет из себя только количество сознания древнего сообщества, и исчерпание античной диалектики настает, иногда общее сознание выходит за рамки категорий философской рефлексии.
О степени массового сознания древнего сообщества свидетельствуют творения культуры, выносимые творцами на трибунал современников. Из творений древних творцов видно, что ценности, пропущенные при твореньи легенд в гомеровскую эру, не стали иметься такими для жителей нашей планеты древнего мира. Плутарх на рубеже I — II веков нашей эпохи, принося жизнеописание Тесея, основоположника Афин, так обрисовывал характеры его современников: В то пора люди располагали мощные руки, скорые ноги и сильное тело и не знали вялости, но родные естественные дары не употребляли ни на что правдивое и полезное, против, они гордились свойской не знавшей меры дерзостью; их масса выискала для себя употребление в кровожадности и безжалостности, — в том, что они брали, огорчали и истребляли все попадавшееся им по дороге. По их воззренью, люди восхищались ощущеньями срама, справедливости, беспристрастия и человечности поэтому, что опасались огорчать сами и боялись обиды со страны обиженного. Мощным, по их убеждению, не должно мыслить ни о чем подобном [5, с. 31]. Плутарх отдал воссоздание степени мышления жителей нашей планеты, создавших древнегреческую мифологию. Конкретно таковым представлениям и отвечают образы олимпийских богов, тот или иной никак не превосходнее жителей нашей планеты, но ключевое их добродетель в их массе и власти. Но у Плутарха этот культ массы вызывает осуждение. И это отличие представлений писателя поздней античности и мышления жителей нашей планеты гомеровского периода и прибывает показателем пройденного пути развития.
Сам Плутарх жил и создавал еще в то пора, иногда язычество имелось главенствующей религией, но его понятия и оценки очевидно выходят за рамки мифологического сознания. Сама налаженность оценок с точки зрения справедливости, беспристрастия и человечности сооружала авторитет языческих богов жалким. Плутарх не был исключением из управляла. Почти всеми исследователями отмечен кризис мировоззрения, основанного на мифологическом мышлении в эру эллинизма (III — I в. до н. э.) А. Ф. Лосев охарактеризовывал этот период в развитии античной философии, как период субъективного индивидуализма [6, с. 71]. Теснее в трагедиях греческих творцов: Софокла и Еврипида виден кризис сложившихся представлений о мире как арене, где действуют боги и герои, в центр заинтересованности ставится людская личность, особенность, страсти и порывы людской души. Еврипид отрицает священное происхождение закона и этических норм. В данной налаженности оценок глодать не только лишь вышина абстрактного мышления, да и подходящая вышина порядочных суждений, выходящая за рамки мифологии. Это теснее второй ватерпас мышления, подготовивший возникновение христианства с его идеями спасения души, милосердия, покаяния, духовного, порядочного совершенствования.
На этом шаге развития сознания, иногда на 1-ый план вышли вопросцы развития особенности, ее души, вопроса блага и злобна, мифология гомеровского шага не стала иметься для жителей нашей планеты древнего мира сосредоточением и отражением их настоящей жизни, а стала отвлеченной от жизни ребяческой басней, ингредиентом культуры прошедшего. Кризис веры, пережитый древним миром, порожден развитием сознания жителей нашей планеты, тот или иной вышло за рамки устоявшейся формы мифологического мышления.
Гармония мира осталась в прошедшем, мир в сознании жителей нашей планеты раскололся на недоброжелательные непримиримые числа, меж тот или иной оказался человек. Эта отношение меж развитием жителя нашей планеты и разрушением единства жителя нашей планеты с природой и самим собой теснее отмечалась философами. В. Якобе, объясняя взоры Шеллинга, строчит: Итак, мы констатируем: как ум и свобода вступают в естественное состояние жителей нашей планеты, прекращается ранее жившее единство. Отторжение мудрого существа от природы ведет к познанию злобна, к последующему разрезу долженствования и воления и тем
к способности отступления от принципов, т. е. к нравственному злу. Это — возвышение своеволия над всеобщей волей [7]. Человек, развивая близкую особенность, вышел на ватерпас заморочек, связанных с самим человеком, с его кровожадностью и безжалостностью, низменными страстями, противопоставив им терпимость, милосердие, осознание нравственности. Противоречивость жизни отразилась в дуализме мышления.
Дуализм мышления проявился не только лишь в христианстве. Основным конкурентом христианства в начале I тысячелетия н. э. в Римской империи был митраизм, дуалистическая языческая налаженность взоров, в основанию тот или другой водились представления о борьбе света и массы. В Азии с V в. до н. э. распространялся зороастризм, основанный на тех же представлениях [8, с. 181]. Ориентировочно в это пора неоплатонизм формируется в всепригодную мировоззренческую порядок, построенную на принципах беспристрастного идеализма. С. С. Аверинцев показывает на то, что неоплатонизм располагал все черты религии и в III веке н. э. школа неоплатонизма оказала непринужденное воздействие на формирование философии христианства, что подтверждает их единичную культурную базу [9, с. 18]. ВIII веке н. э. появилось и распространилось манихейство, любители тот или другой давать имя себя поклонники света и объявили злобном все материальное [9, с. 187].
Дуалистические представления были в мышлении жителя нашей планеты постоянно, как отражение противоречивости природы, но этот шаг развития абстрактного мышления отличителен тем, что в противоречивости жизни человек стал созидать противостояние глобальных сил и в центре данной борьбы был человек, осужденный на необходимость неизменного выбора. На шаге мифологического мышления ценность в налаженности оценок располагала масса: мифические боги интригуют, дурачат, прелюбодействуют — они выдаются от жителей нашей планеты только лишь насильственно и властью. Для жителей нашей планеты поздней античности, тот или иной теснее выработали понятия справедливости, беспристрастия и человечности, авторитет этих богов, а с ими и вся налаженность мифологического мышления утрачивают значение. О этом ясно строчит Тертуллиан в трактате К язычникам [10, с. 300], подчеркивая, что язычество держится только лишь насильственно закона, а порядочная и мудрая вышина — за христианами. Уверительность Тертуллиана обоснована тем, что сообщество древнего мира доросло до сознания единичных для целых жителей нашей планеты истины и нравственности. На принесенном шаге оценка завоевывала возвышенность суждений с точки зрения глобальных сил: блага и злобна, это имелась порядочная оценка. Но, находясь в данной дуалистической налаженности оценок, человек решал вопросец о отношении к настоящей реальности. И чем тяжче имелась жизнь, тем большее обольщение имелось в том, чтоб объявить ее злобном, не развивать ее, а стараться оставить от нее, приготовляться к наилучшей жизни.
Но христианство имелось не попросту дуалистической порядком, противопоставлявшей земное и небесное, материю и сознание. Это отличие видно в сравненьи его с вторыми дуалистическими налаженностью. К образцу, манихейство, положившее в базу свойского учения борьбу Света с Сумраком, объявило материю злобном и считало собственной целью освобождение души от в итоге материального, в том числе от власти плоти. Освобождение достигалось методом аскетизма либо последнего изнурения при безудержном разврате. Объявление материального мира злобном стало обоснованием для отказа от обязательности всех нравственных норм. JI. Гумилев охарактеризовывал это учение как жизнеотрицание [9, с. 187].
Вышина христианского мышления в том, что дуалистические противоречия снимаются при восхождении к понятию Господа, тот или другой заслуживает над противоречиями, ему приписывается превосходство над целой совокупой сущего (Ареопагитики) [11, с. 10], тот или другой сделал небо, мир и жизнь на свету, в том числе и жителя нашей планеты. Понятие божественного по Тертуллиану (К язычникам) содержит в себе истину и высшую нравственность. Человеку же Всевышним дана свобода воли и от него зависит его безнравственность либо праведность — Августин (О воле воли) [12, с. 35]. И добросердечно, и злобно, создаваемые человеком, охватываются божьим промыслом. Принципиально выделить узкую связь христианского монизма с проповедью терпимости, милосердия, любви к ближнему, тот или иной не отличительны для дуалистического сознания, выделяющегося непримиримостью и максимализмом.
Этот христианский монизм не был необыкновенным достижением христианской философии, во многом он сформировался под воздействием неоплатонизма — монистической мировоззренческой порядка сообразно тот или другой от Одного (тот или иной сообща с тем глодать безусловное Благо и бог) спустя Мировой мозг (Нус) и Мировую душу с подмогой диалектических перевоплощений выводятся все ингредиенты бытия вплоть до материи, тот или иной тем оказывается инобытием господа. Все в природе в большей либо наименьшей ступени священно, и злобно согласно выступает не как самостоятельная субстанция, но только как омерзение от высшего блага ради низших благ [13, с. 101].
Христианство, отражая в компонентах дуализма противоречивость жизни, наличие в ней злобна и блага, снимало антагонизм, мирило с сиим миром, тот или другой как творение божье — благо, а мучения и пытки — путь к спасению. А. П. Каждан успешно именовал христианство религией сшибленного дуализма [13, с. 105]. В отличие от дуалистических налаженности, укрепляющих противоречия в самом человеке и в сообществе, христианство, мирящее противоречия, соединяющее их — жизнеутверждающее учение. Сама жизнь — базовый аспект истины — определила жизненность христианского учения.
Христианский монизм был высшим достижением долгого пути развития сознания жителей нашей планеты древнего сообщества, тот или другой был передан иным народам в внешности религии и культурной традиции, но долгое пора еще оставался недостижимой вершиной для их.
На образце предоставленного шага развития можнож сделать решение о том, что сознание жителя нашей планеты — это постоянно налаженность представлений. Какими бы антагонистически противоречивыми не глядели эти противоречия меж представлениями жителей нашей планеты, как противоречия блага и злобна, надо созидать их взаимозависимость и обоюдную дополняемость. Неправильным будет утверждение, что христианский монизм — это победа блага над злобном, добросердечно и злобно — только наши оценки настоящей жизни. Наиболее высочайшая точка зрения посодействовала человеку преодолеть зависимость от этих оценок, принять настоящую жизнь полностью, утвердить положительное к ней отношение, без чего же имелось невероятно последующее развитие.
Тот факт, что христианство имелось порождением древнего мира, как-то незначительно выпадает из заинтересованности историков, звание христианского мира крепко присвоено западноевропейским народам, начиная с ранешнего средневековья. Разговаривая о древнем мире, исследователи и историки как правило отождествляют его с эрой мифологического мышления, противопоставляя его средневековому христианству Западной Европы. К образцу, Мтр. Т. Дьячок считает, что специфика культуры темных веков (ранешнего средневековья) быть может понята, сначала, как специфичность периода осмысления и освоения новейшего подхода к восприятию мира — подхода христианского в противоположность отжившей античной парадигме мышления [14, с. 20].
Этакое представление главенствует, невзирая на явное противоречие с историческими фактами.
Распространившись во II — III веках в Римской империи, христианство в начале IV века (313 грам.) при императоре Константине имелось признано официально, потому что никакие гонения результатов не пустили, а в 325 грам. христианство стало официальной религией Римской империи. Занимательно, что в 361 году правитель Юлиан опять возвратился к политике веротерпимости, но это не привело к возрожденью язычества. Это свидетельствует о том, что христианство имелось не попросту официальной религией, а имелось порождено природным развитием культуры древнего сообщества и подходило главенствующим представлениям жителей нашей планеты.
Ставшая обычной классификация, принятая в истории философии, отделяющая средневековую философию от античной по принадлежности к христианству, затеняет тот факт, что христианство прибывает порождением античной культуры. Начальный, более знатный шаг формирования и развития христианской философии, так именуемая патристика (II — VI века н. э.) прибывает значимым ингредиентом культуры древнего сообщества, погибель тот или другой как правило связывают с падением Западной Римской империи в 476 грам. н. э. Так-называемые отцы церкви: Тертуллиан (160 — 220), Арнобий (мозг. В 326 грам.), Лактанций (250 — 325), Климент Александрийский (мозг. в 215 грам.), Ориген (185 — 253 грам.), Аврелий Августин (354 — 430) и вторые, в сути, водились древними христианскими философами. Их принадлежность к христианству очевидно не быть может основанием для того, чтоб считать их представителями второй культуры. Но расстаться с сиим стереотипом зачем-то никак не жаждут. К образцу, А. А. Столяров считает, что имеет смысл считать патристику христианской античностью в отличие от христианского средневековья [15], пытаясь сохранить единство христианства и средневековья, желая еще преимущественно оснований сказать о согласье христианства и античности. Христианство имелось формой мышления, тот или иной отражала ватерпас развития сознания, достигнутый древним сообществом на заканчивающем шаге собственной истории и тот или другой западноевропейским народам еще предстояло достичь.
Маркс строчил, что мораль, религия, метафизика и остальные внешности идеологии и надлежащие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У их нет истории, нет развития; люди, развивающие близкое создание и близкое материальное общение, изменяют сообща с данной собственной деятельностью также близкое мышление и продукты свойского мышления [16, с. 25]. Обозревая путь развития, тот или другой прошли люди древнего мира при неизменности рабовладельческого метода производства, тяжело согласиться с сиим утверждением. Невероятно отрицать, что сознание раба и сознание рабовладельца либо вольного гражданина в веской мере поступало их соц положением и участком в материальном производстве, но нельзя отрицать и того, что сознание жителей нашей планеты не ограничивается этими рамками и проявляет способность к развитию.
Сознание жителей нашей планеты стает как двухуровневая структура. Один-одинехонек ватерпас, как теснее отмечалось, развивается усилиями особенностей, тот или иной развивают искусство, литературу, драматургию, материальное создание близким творчеством, интеллектом, изобретательностью, предприимчивостью, познаниями и опытом; в итоге изменяются представления жителей нашей планеты, в согласовании с тот или иной люди сформировывают и улучшают публичное установка. Все это закрепляется, отчуждается (по выражению К. Маркса) в культурной традиции, в формах мышления, в степени материального производства, в публичном соц агрегате. Эти продукты деятельности жителя нашей планеты оказывают обратное действие на сознание жителей нашей планеты как нажитый опыт прошлых поколений. Это обратное действие теснее устоявшихся соц договоров и сечения произведения в материальном производстве, вправду, во многом описывает сознание жителей нашей планеты, но не исчерпывает его содержания и, сначала, это дотрагивается личного сознания.
Затем погибели Римской империи культурная традиция древнего мира, воплощенная в христианстве, более поочередно сохранялась и развивалась в Византийской империи, в основанию тот или другой сложился этнос из представителей различных наций, объединенных только лишь один-одинехонек — христианством. По другому тяжба обстояло на Западе Европы. С. С. Аверинцев строчит: Перед западным христианством стоял большой и самобытный мир кельтских и германских народов. Одни из этих народов водились обращены еще в IV — V вв., как ирландцы; остальных еще предстояло направить (…). Но все эти народы, оставались ли они верными язычеству либо теснее успели принять крещение, водились носителями собственных вековых преданий и суеверий, владельцами собственных эталонов и знаков. (…) Поистине потрясающим мифологическим миром владели германо-скандинавские народы. Христианство не могло нетрудно вырвать целый этот мир с корнем, как оно выкорчевывало священные дубы языческих рощ; оно обязано имелось преодолеть с ним только лишь спустя его освоение. Но это значило существенную внутреннюю перестройку латинской христианской культуры [17, с. 21].
Идеалистическое мышление подразумевает самостоятельное существование идей и понятий в отрыве от настоящего мира. Проявлением этого разновидности мышления прибывает отделение христианства от древнего сообщества, а также представление о том, что перенесенное с древнего сообщества затем его погибели на вандалов, оно осталось этим же христианством. Но западноевропейские народы, находившиеся еще на стадии мифологического мышления, приняв христианство, автоматом не делались владельцами целых богатств культурной традиции античности. Принятие христианства еще не ставило их автоматом на иную ступень развития. Зафиксированный в христианстве ватерпас мышления западноевропейским народам еще предстояло достичь. Мифологический ватерпас мышления западноевропейских народов проявлялся не только лишь в глубоко укоренившихся языческих верованиях, но в ограниченном кругозоре, не большом рамками селения, в повсеместной неграмотности, вследствие чего же христианская вера усваивалась формально, в неразвитости мышления, в басистой оценке людской личности, в культе массы, в повсеместной безжалостности.
О формальном, поверхностном осознании сути христианства подавляющим большинством народонаселенья Западной Европы в период средневековья, вследствие того, что оно не прибывало результатом их собственного развития, свидетельствует долгий процесс его утверждения. В протяжении пары веков церковь водила борьбу с сатанизмом, при этом и в собственных линиях. За сатанизм в 963 грам. был отрешен папа Иоанн XII [18, с. 84], сатанизм правителя Генриха IV стал знаком затем того, как от него убежала выданная за него российская княжна, тот или другой он вынуждал к роли в скрытых оргиях — черных обеднях [19, с. 125]. При всем этом должно отметить, что даже сам факт способности выбора меж Всевышним и дьяволом свидетельствует о степени мышления, тот или иной принимало дуалистическую страну христианства, но не доросло до христианского монизма, снимавшего дуалистические противоречия.
Иным ясным проявлением дуалистического мышления христиан в эру средневековья был аскетизм, основанный на представлении о безнравственности и низменности настоящей мирской жизни. Сам стиль жизни в эру средневековья, выдававшийся безжалостностью и кровожадностью, преклонением перед грубой насильственно, свидетельствовал о том, что проповедь терпимости, ненасилия, милосердия, любви к ближнему, сочинявшая базу христианского монизма еще не вошла в сознание жителей нашей планеты. Даже в XIV — XV веках по свидетельству Б. Рассела жестокость имелась один-одинехонек из любимейших удовольствий населения [20].
Не только лишь общее сознание, да и сознание светской и церковной элит западноевропейского сообщества долгое пора по степени развития сознания не подходили унаследованной от древнего мира христианской форме мышления.
Природной реакцией на густой ватерпас развития массового сознания был догматизм церкви, переход от философского осмысления жизни к схоластике. Исследователи отмечают этакие отличительные черты схоластики, как подчеркнуто авторитарный нрав, традиционализм, консерватизм, комментаторство, ориентация мышления на священный мир, тот или другой отдается явный ценность над реальностью [21, с. 124]. Сам парадокс схоластики, основанный на непререкаемости авторитета Священного писания, невероятно разъяснить по другому как наложением на процесс развития сознания формы мышления, привнесенной извне, заработанной от второй культуры. Формы мышления, тот или иной имелась веско выше степени сознания западноевропейских народов.
Взор на средние века, как на провал в истории, частично оправдан, это был период преодоления варварства, обусловленного басистым ватерпасом сознания жителей нашей планеты средневековья, неимением развитого личного сознания.
Осознание ситуации развития в период средневековья как взаимодействия басистого степени сознания западноевропейских народов, находившихся на стадии мифологического мышления, с формой мышления, ставшей итогом наиболее чем двухтысячелетнего развития древнего мира, дозволяет вернее осознать нрав этого периода. Христианство, как послание наиболее высокоразвитой цивилизации, выше 10-ка веков поражало собственной глубиной и возвышением высоконравственной позиции, стимулируя развитие сознания западноевропейцев. Это служило доказательством богоданности священного писания, с второй страны, долгое пора удовлетворяло духовные запросы и поиски жителей нашей планеты средневековья, что обусловило глубоко религиозный нрав культуры. Просто осознать и тот восторг, тот или другой испытывали в эру Восстановления люди, вежливые христианством, иногда знакомились с произведениями древних писателей и мыслителей, — это имелась встреча недалеких родственников. Не только лишь эра Восстановления сблизила культуры Западной Европы с античностью. Культурная традиция древнего мира имелась передана с христианским учением. Благодаря данной культурной традиции интеллигентные люди эры Просвещения ощущали большее родство с культурой античности, чем с периодом преодоления варварства в Средние века.
Игнорирование ситуации взаимодействия басистого степени сознания средневековых западноевропейцев и христианства приводит к противоречиям, не обретающим разъясненья. Это отличительно для службы А. Я. Гуревича Категории средневековой культуры [22, с. 52], в тот или другой создатель отмечает отличительные черты сознания средневековых западноевропейцев: ограниченный кругозор, повторяющееся восприятие поры, неспособность разделять себя от природы и понять себя в качестве субъекта, а природу в качестве объекта собственных деяний, неимение личного сознания. И вместе с этими отличительными чертами мифологического степени мышления создатель показывает на представления христианского учения, как отличительные для средневековья: о дуалистичности мира, находящегося меж Всевышним и Антихристом, о изначальной безнравственности мира и жителя нашей планеты, о личном выборе каждого жителя нашей планеты и возмещеньи за него, о необходимости спасения души. Занимательно, что христианские представления даны со ссылкой на Августина, жившего в древнем сообществе. То, что эти представления отличительны для идеально разных ватерпасов мышления, в указанной занятию остается без изъяснений.
В этом проявляется сложившийся стереотип представлений, сообразно тот или иной античность — это мифологическое мышление, а средневековье — христианское. Противоречивость этакий позиции оказывается на виду, сущность в том, что в эру средневековья присутствовали два степени мышления: мифологический — в народном сознании, христианский — в догматах церкви, в культурной традиции, унаследованной от древнего мира.
Немножко другая картина сочетания разных ватерпасов мышления возникает в X веке при принятии христианства на Руси. Мтр. Н. Громов, определяя соотношение языческих и христианских представлений, выделяет надлежащие генеральные агрегата языческой древнерусской модели мироздания: нерасторжимость с естественными циклами, поклонение стихиям, неразличение материального и духовного качеств бытия, культ тотемов и почитание предков как методы социальной детерминации. Древние мифологемы вроде брака неба и земли и архетипы сознания вроде мирового древа служили образно-символической интерпретации бытия. В противовес им христианство заместо уравновешенного натуралистического пантеизма язычества вводит напряженное противоборство духа и материи, драматический конфликт блага и злобна, олицетворяемый Всевышним и его супротивником — бесом. Идею постоянного круговорота, либо возвращения, сменяет концепция векторного, эсхатологического, финалистического разновидности от сотворения мира до будущего Ужасного суда, теснее присутствующая в монотеизме Старого Завета. Жителя нашей планеты призывают к нравственной ответственности, его жизнь подключается к мировому универсуму, судьба родного этноса делается отчасти общечеловеческой. Все народы и все люди вовлекаются в единичный поток вселенской истории [23, с. 448].
Ватерпас сознания жителей нашей планеты в этом изображении стает как нечто статичное, что можнож арестовать и произвольно заменить на иное, что также в традиции идеалистического мышления. На образце древнего мира мы лицезрели долгий путь развития абстрактного мышления, развитие взоров, рвение к преодолению противоречивости жизни и самого жителя нашей планеты методом сотворения новейшей порядка представлений. И те напряженные поиски, тот или иной водились в Древнерусском сообществе, окончившиеся принятием христианства, можнож разъяснить только лишь тем, что мифологическое мышление теснее стало архаизмом. Христианство не вводит напряженное противоборство духа и материи, драматический конфликт блага и зла, оно отвечает насущным нуждам развивающегося сознания, тот или иной не довольствуется мифологическим мышлением, теснее отделяет жителя нашей планеты от природы, преодолевает аборигенную ограниченность кругозора, живет противоречиями глобальных сил: блага и злобна, меж духовными устремлениями и физической природой жителя нашей планеты, разыскивает путей их разрешения и обретает их в христианстве.
С учетом тех событий, при тот или иной на Руси имелось принято православие, можнож сделать решение о наиболее сознательном выборе христианства, изготовленном на наиболее высочайшем степени развития мышления, чем у западноевропейских народов в IV — V веках. В итоге православие стремительно утвердилось и вошло в жизнь народа наиболее органично, чем у западноевропейских народов: без массового сатанизма и без инквизиции.
Стереотипы нашего мышления, укрепляющего за каждым историческим шагом отдельный, наиболее высочайший тип мышления, сами по для себя приходят пережитком одностороннего взора на движущие массы исторического прогресса.
С идеалистической точки зрения, доставляющей историю как самосознание духа, тот или другой, отчуждаясь от природы, делается тождественным с самим собой, т. е. с безусловным духом (Гегель), разъяснить этакие провалы в истории, как период Средневековья, невероятно. Настоящая жизнь внесла коррективы в процесс развития людского сообщества, погибель древнего мира оборвала взыскательную преемственность в развитии сознания, — древний мир очень вырвался вперед в близком развитии по сопоставленью с вторыми народами. Но признать роль настоящей жизни как источника развития сознания идеализм не может по собственной природе. Отсюда очевидно натянутое отождествление Средневековья с христианством как вожделение выровнять линию развития, представить древний мир и средневековый период в качестве поочередных ступеней развития духа.
С материалистической точки зрения, доставляющей сознание как производное от материальных договоров жизни (марксизм), средневековье прибывает переходом к наиболее прогрессивному, феодальному способу производства, следовательно, — к наиболее высочайшему степени сознания. А заслуги сознания жителя нашей планеты, культурная традиция, как и прочие внешности идеологии и надлежащие им формы сознания (К.Маркс) не располагают ни самостоятельности, ни истории. Наиболее высочайший ватерпас сознания жителей нашей планеты древнего сообщества по сопоставленью с ватерпасом западноевропейцев периода Средневековья никак не укладывается в марксистскую модель взаимодействия сознания и материального производства.
Развитие жизни, разумеемой в согласье людского сознания и его практической деятельности в настоящем мире, не вписывается ни в идеалистическую, ни в материалистическую порядок представлений.
Дуализм сознания жителей нашей планеты средневековья появился результатом кризиса мифологического мышления в период разложения родоплеменных отношений. Так же как в близкое пора люди древнего сообщества, западноевропейцы утратили чувство гармонии мира. Но для приобретения ее опять на основанию христианского монизма, опирающегося на идеи терпимости, ненасилия, любви к ближнему, людям средневековья надо имелось преодолеть противоречия дуализма не только лишь в абстрактном мышлении, да и в публичной практике.
Дуализм мышления, основанный на резком противопоставлении души и грешной, низменной физической природы жителя нашей планеты, выражался в господстве нетерпимости, в фанатизме аскетов, истреблявших власть плоти, в разнузданности, безжалостности и кровожадности тех, кто целиком отдавался власти собственных страстей. В действительности этакое состояние оборачивалось образом жизни, тот или другой Томас Гоббс именовал состоянием войны целых против целых. Ибо война глодать не только лишь схватка, либо военное деянье, а просвет поры, в движение тот или другой очевидно влияет воля к борьбе методом сражения [24, с. 95]. Противоречивость внутренней природы жителя нашей планеты обуславливала остроту противоречий меж людьми. Никто не ощущал себя в сохранности.
Обстоятельства для преодоления дуализма души и тела водились сделаны с принятием христианства, монизм тот или другой стал один-одинехонек из догматов церкви. Но сознание не развивается вне жизни, как это доставляет идеализм, и от того, что западноевропейские народы, избегая рабовладельческий метод производства, сходу перебежали к феодальному, их сознание не стало мгновенно выше сознания жителей нашей планеты древнего сообщества, как надо из марксизма. Христианство творило только идеологическую форму для разрешения противоречия, для того, чтоб оно вошло в сознание жителей нашей планеты, живущих настоящей жизнью, надо имелось разрешение настоящих противоречий меж людьми, острота тот или иной в эру ранешнего средневековья творила неизменную опасность их жизни. Это небыли социальные противоречия, так как сами сословия еще только лишь формировались, структура сообщества еще не устоялась, границы сословий водились размытыми, а соц самосознание отсутствовало совершенно. Это водились противоречия, обусловленные последним индивидуализмом, иногда каждый сам решал, что превосходно, что нехорошо и основным доводом имелась грубая масса. Даже в XVII веке Бенедикт Спиноза строчил, что люди быстрее подобают управлению слепого жажды, чем ума. (…) Так как люди обуреваются гневом, завистью либо каким-нибудь иным ненавистническим аффектом, постольку они влекутся поврозь и друг дружке злобны. (…) Но потому что люди по природе в высочайшей ступени подвержены сиим аффектам, то люди, следовательно, — от природы враги [25, с. 294].
Разрешение этих противоречий вышло с утверждением идеи совместной власти, страны. Наиглавнейшим ингредиентом развития сознания в эру средневековья имелось постепенное понимание того, что там, где нет совместной власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости… Указанное состояние характеризуется также неимением принадлежности, владения, неимением исполнительного разделенья меж моим и твоим. Каждый человек считает близким только то, что он может добыть, и только до того времени, пока он в состоянии удержать это [24, с. 97]
Осмысление этого процесса вышло веско позднее в службах Томаса Гоббса, Бенедикта Спинозы, Джона Локка и остальных философов Новейшего поры. В наиболее позднем осмыслении действий настоящей жизни также глодать близкая закономерность, — взоры мыслителей приходят отражением достигнутого степени мышления.
Люди средневековья в большинстве близком не думали над вопросцами муниципального строительных работ, и идеи страны, законности, порядка и справедливости входили в сознание как неминуемый выход из неизменного состояния ужаса за свою жизнь, спустя долгий период враждебности и разобщенности, феодальной междоусобицы, непрекращающегося кровопролития.
С утверждением феодальных стран, в рамках тот или иной формировались западноевропейские народы, противоречия меж людьми не пропали, но непринужденная угроза жизни отступила — противоречия сняты. Освобождение от испуга имелось непременным договором предстоящего развития сознания. Утверждение феодальных стран значит, что в сознании жителей нашей планеты утвердились представления о терпимости, справедливости, законности. Только лишь после чего пришло пора для христианского монизма в массовом сознании жителей нашей планеты.
Развитие сознания на этих образцах стает как восхождение к представлениям наиболее корпоративного нрава, наиболее абстрактным. С возвышения этих наиболее абстрактных представлений противоречия, ранее представлявшиеся неразрешимыми, обретают единство. Ежели люди ранешнего средневековья считали наилучшим методом разрешения противоречий меж людьми — поединок, то с утверждением представлений о единичной для целых справедливости, этакий метод стал рассматриваться как проявление дикости. С точки зрения дуалистических представлений о противоборстве господа и сатаны, блага и злобна верность всевышнему выражалась в аскетизме, в уходе от настоящей, мирской жизни, очень обострялся конфликт меж душой и физической природой жителя нашей планеты. Наиболее высочайшая точка зрения на Господа, как распорядителя в итоге сущего(Фома Аквинский), обхватывающего и добросердечно и злобно, мирила внутренний мир жителя нашей планеты, отдавала его самого в настоящую жизнь, доставляла простор для личного развития.
Несложно увидеть, что со поры средневековья поменялось поведение жителя нашей планеты, тот или другой стал наименее импульсивным, наименее подверженным аффектам, наиболее сдержанным, терпимым. С мед точки зрения аффект — это сужение сознания, исходя из этого, можнож огласить, что сознание стало обширнее, а точка зрения выше.
С точки зрения психологии при абстрактной конструкции мы отвлекаемся от определенных параметров предметов и явлений. В собственных деяньях мы ориентируемся наиболее отвлеченной точкой зрения, водись то категория, класс либо обобщенное значение, перед тот или иной отходят определенные объекты. Мы отделяем себя отданного чувственного впечатлениям определенные вещи стают перед нами как личные случаи либо репрезентации неких категорий [26, с. 30].
Можнож сделать решение о том, что развитие абстрактного мышления — нужный ингредиент развития сознания жителя нашей планеты. С подмогой абстрактного мышления человек сформировывает представления, тот или иной подсобляют ему преодолеть раздирающие его и сообщество противоречия. Но из множества представлений, формируемых людьми, настоящая жизнь, общественная практика производит отбор, определяя их жизненность.
Христианский монизм, унаследованный как культурная традиция древнего мира, ставший религиозной догмой в эру средневековья, начал утверждаться в сознании христианского мира только лишь в эру Восстановления сообща с идеями единства мира как божьего творения, гуманизма, милосердия, с развитием людской особенности.
И опять движком этого процесса конфигурации представлений жителей нашей планеты стало развитие личного сознания. Поначалу это водились отдельные мыслители, тот или иной быстрее можнож осматривать, как продолжателей традиции античности либо как последователей церковной догматики. К образцу, Ф. Аквинский (1225/26 — 1274) строчил: Коль быстро бог глодать всеобщий распорядитель в итоге сущего, обязано отнести к его провидению то, что он разрешает отдельным недостачам находиться в неких приватных вещах, чтобы не потерпело вреда совершенство всеобщего блага. В самом процессе, ежели ликвидировать все случаи злобна, то в мироздании недоставало бы почти всех благ. Так, без убийства животных имелась бы невероятна жизнь львов, а без безжалостности тиранов — стойкость мучеников [27, с. 838].
В эру Восстановления мысль единства мира и жителя нашей планеты — это теснее главенствующее направление развития сознания. Николай Кузанский (1401 — 1464) строчит: Бог глодать свернутый мир. Вселенная глодать развернутый бог [28, с. 64]. С осознанием единства мира узко соединено осознание единства жителя нашей планеты: Жителя нашей планеты в совместном порядке представь спустя единство света — людскую природу — и инаковость телесной массы…) В самом процессе, человек глодать бог, только лишь не полностью, разов он человек; он — человечий бог. Человек глодать также мир, но не непосредственно все вещи, разов он человек; он — микрокосм, либо человечий мир. Область человечности обхватывает, таковым образом, собственной людской потенцией господа и целый мир [29, с. 258].
Неслучайно философской базой культуры Восстановления появился гуманистический неоплатонизм — монистическая философия античности [30, с. 137].
Показателем развития массового сознания, увеличения степени абстрактного мышления прибывает распространение посреди беднейших покровов народонаселенья идей свободы, справедливости, равенства. Это проявилось в крестьянских восстаниях против крепостной зависимости: в 1358 грам. — жакерия во Франции [31, с. 77], в 1304 грам. в области Верчелли в Италии восставшие фермеры, тот или иной возглавил Дольчино, выдвинули лозунг — установление царства равенства и справедливости [31, с. 7]. В Великобритании в 1381 году восставшие под главенством У. Тайлера выдвинули запроса ликвидации крепостного права, отмены целых крестьянских повинностей, конфискации светов церкви, равенства сословий [31, с. 131].
О этих событиях как правило упоминают как о образцах роста общественного самосознания, протеста против роста эксплуатации и это верно. Но, не считая этого, должно отметить и конфигурации в степени сознания жителей нашей планеты. В период ранешнего средневековья при неимении устойчивой гос власти, законодательства, при неизменной угрозы произвола со страны феодалов, соседей, нетрудно злодеев установление феодальных отношений рассматривалось как благо либо неизбежность. Нередки водились случаи, иногда фермеры сами шли в зависимость к сильному феодалу в размен на его заступничество. Но, иногда опасность жизни отступила, сознание жителей нашей планеты, освободившись от испуга, стало развиваться, сословное неравенство стало восприниматься как несправедливость. Сознанием жителей нашей планеты овладели идеи равенства и свободы. Конфигурации договоров материального производства, тот или иной в согласовании с марксизмом, определяют ватерпас сознания, тут ни при чем. Изменившиеся представления жителей нашей планеты, как следствие развития сознания, сломали порядок крепостных отношений. Начиная с XIII века в Италии, Франции, Великобритании начался процесс освобождения фермеров, движком тот или другой был соц протест крестьянства.
Влияло ли на сознание фермеров их соц положение, обусловленное их ролью в материальном производстве, — бесспорно, и в том, что марксизм эту связь выявил — его несомненная награда. И никакое идеалистически разумеемое разворачивание духа не может опровергнуть того, что интересы фермеров противоречили интересам феодалов, но для того, чтоб эти интересы водились ними осознаны, как интересы общественного оболочки, чтоб в качестве выражения этих интересов имелась выдвинута абстрактная мысль — для этого надо имелось достижение определенного степени развития сознания. Этот ватерпас развития подразумевает развитие личного сознания, выходящего за рамки социально обусловленного. Сам факт протеста против сложившихся договоров жизни свидетельствует о том, что сознание не поступает целиком участком в материальном производстве, но устремляется к освобождению от данной зависимости.
Начиная с эры Восстановления, в массовом сознании злобно перестает мыслиться как самостоятельная глобальная масса, злобно — только недочет блага. Жизнеутверждающее, положительное отношение к миру крепко вошло в сознание жителей нашей планеты. В данной налаженности ценностей человек, обретая внутреннее единство, вырос и в своем сознании. Результатом развития сознания жителя нашей планеты появилось утверждение главенства духа над его физической природой, человек выучился контролировать родные страсти, стал наименее эгоистичным и ожесточенным, да и с возросшим ощущеньем собственного плюсы. Единство души и тела еще очень сравнительно, они противопоставляются друг дружке как количество священного духа и грешная физическая природа, но эти противоречия утрачивают нрав непримиримого антагонизма — противоречия дуалистического мышления сняты. На данной основанию появился антропоцентризм, как утверждение самоценности людской особенности, осознающей себя мудрой, творческой насильственно.
Обретя уверенность в самом для себя, развивая свою особенность, поверив в множество свойского ума и выучась обладать родными страстями и усмирять свой эгоизм, человек, делая упор на представления христианского монизма, обрел человечий вид. Но заместо признательности он вступил в противоречие с Всевышним, сделав его самого предметом познания и исследования.
Сначало, признавая его существование и даже необходимость (Бэкон, Декарт), человек, не довольствуясь священным писанием, сделал улучшенную идеалистическую модель мира, заменив христианскую мифологию законами логики и диалектики, назвав господа безусловным духом (Гегель). Это был шаг в страну настоящей жизни от религиозной догматики. Улучшенная таковым образом налаженность представлений — трансцендентальный идеализм, до истинного поры прибывает главенствующей идеологией в странах Запада, невзирая на то, что теснее долгое пора она отстает от развития массового сознания.
Идеалистические представления о дуализме души и тела, о том, что душа как количество священного либо безусловного духа — это сфера высочайшего, а телесная, физическая природа, как все материальное, — сфера басистого, безнравственного, грешного, эти представления вступили в противоречие с.развитием сознания еще в эру Новейшего поры. Это противоречие выступило на 1-ый план, так как конкретно материальная страна жизни жителя нашей планеты стала бурно развиваться. Развитие сознания жителя нашей планеты усилиями особенностей пробивало все новейшие пути к познаниям, к новенькому степени осознания мира, творческий гений жителя нашей планеты привел к промышленной революции, к изменению договоров произведения; материальное создание, как генеральный источник богатства, стало главнейшей сферой жизни сообщества. Этот процесс разыскал близкое выражение в новейшей налаженности представлений, поначалу в материализме французских просветителей, потом в марксизме, тот или другой определил сознание как производное от материальных договоров произведения. Это был надлежащий шаг философской идеи к настоящей жизни.
Этот дуализм мышления, основанный на противопоставлении души и тела, материи и сознания, идеализма и материализма — итог развития западноевропейского сообщества. Развитие сознания, улучшение абстрактного оптимального метода мышления привели к изменению представлений. Магическая страна религиозного мышления сообща с верой в действительность христианской мифологии покинули в прошедшее. Преимущественно не стоял вопросец о том, одолеют ли массы блага либо злобна, вопросец стоял о том, как выстроить королевство свободы и справедливости. Формирование представлений идеализма и материализма — это две формы ответа на вопросец о предстоящем развитии, тот или иной встали перед западноевропейским сообществом в XVIII — XIX веках. И Гольбах, и Фейербах, и Маркс, и Энгельс — мыслители западноевропейской культуры. Дуализм мышления на основанию противопоставления идеализма и материализма — ступень развития сознания сообщества государств Запада.
Острота соц противоречий меж бедными и обеспеченными придала этому противоборству идеологический нрав. Дуалистическое сознание с его непримиримостью, нетерпимостью, максимализмом опять овладело людьми. Идеологическое противоборство капиталистической и социалистической налаженности осложнило последующее развитие мышления в странах Запада. Возведя христианские ценности и философский трансцендентализм в ранг идеологии, юго-западное сообщество как идеологически вредное оценило материализм, марксизм, даже диалектику Гегеля как обоснование тоталитаризма.
На ином полюсе идеология социалистического лагеря превратила марксизм в догматическое учение, объявила идеализм злобной идеологией.
Этакое засилие идеологического подхода с его непримиримостью препятствует взаимопроникновению и взаимообогащению этих направлений, их следующему синтезу. Этот период идеологического противоборства идеализма и материализма отличителен неимением развития философии, постепенной потерей взаимоотношения с настоящей жизнью, разрывом с традицией классической философии.
Идеализм сыграл близкую историческую роль в развитии сознания жителя нашей планеты, преодолев дуализм блага и злобна, догматизм религиозного мышления. С точки зрения способа познания он выродился в трансцендентализм, тот или другой считает предметом исследования область сверхчувственного, тот или иной в принципе непознаваемо, и в субъективизм с его иррационализмом и релятивизмом. Награда марксизма в том, что он реабилитировал материальную страну жизни, преодолел абстрактно-идеалистический подход, осматривая явления в их связи и в процессе их развития, но, выявив реально будущие связи материальных договоров произведения и социально обусловленного сознания, марксизм лишне абсолютизировал их.
И идеализм, и материализм не могут преодолеть своей идеологической ограниченности в осознании природы жителя нашей планеты. Идеализм описывает его спустя сознание либо дух, марксизм — спустя создание средств жизни. Вопреки логике понятие человек поступает не как совокупа его родовых и личных параметров, а спустя одно свойство, доставляемое как сущностное. Итог — фрагментарность. Для того, чтоб адекватным образом найти природу жителя нашей планеты, надо очень охватить его разные страны, осматривать его в согласье сознания и физической природы, души и тела, т.е. преодолеть ограниченность идеологического подхода. Понятие человек обретает единство этих его стран, ежели осматривать его как количество живой природы, определяя его спустя это наиболее совместное понятие в согласовании с правилами логики.
Философский трансцендентализм и марксизм единичны в определении целостнее и движущих сил развития жителя нашей планеты вне его самого: идеализм — в области 1 духа, марксизм — в учении коммунизма, к тот или другой ведет беспристрастный ход истории. Вроде бы высокопарно не разговаривали о гуманизме представители обоих направлений философии, человек при всем этом делается средством для заслуги этих целостнее и оценивается не по степени личного развития, а по соответствию идее либо бытию (Хайдеггер) либо по принадлежности к религии, классу, партии и т. д. Но наличие этакий наружней для жителя нашей планеты цели дозволяет сделать порядок неизбежных норм морали и нравственности. Неимение этакий цели в субъективизме приводит к относительности и необязательности всех норм, к обоснованию произвола.
Это противоречие преодолевается только лишь при преодолении противопоставления идеализма и материализма, души и тела, при рассмотрении жителя нашей планеты как числа жизни, тот или иной выступает высшим аспектом нравственности. С данной точки зрения целься развития жителя нашей планеты и в нем самом, и вне его, развиваясь сам, человек развивает жизнь — эти цели совпадают при соглашении, что человек верен собственному призванию.
Осознание единства жителя нашей планеты и жизни природы описывает в качестве высших ценностей природные, постоянно жившие для него ценности: жизнь природы, жизнь народа, персональная жизнь. Эти природные ценности в эком порядке не умаляют ценности особенности, потому что они не есть в отрыве товарищ от товарища. У жизни нет иного проявления, не считая персональной жизни, а персональная жизнь не обладает смысла в отрыве от жизни, как количество без целого.
Дуализм идеализма и материализма величайшую остроту располагал в исходный период свойского распространения — в начале XX века, в эру соц колебаний на почве классовых противоречий. Оформившись в две противоборствующие идеологические порядка, дуализм представлений остался и снутри каждой из их, но в различном соотношении.
В странах Запада, базу идеологии тот или другой сочинял идеализм, представления массового сознания соединяют в для себя, выглядело бы, непримиримые, противоречивые представления. Чисто материалистический стиль жизни западного сообщества основан на разумном мышлении, на представлениях прагматических и даже примитивно утилитарных, на представлениях о счастье как шестизначном счете в банке, о американской мечте как, сначала, о материальном успехе. Вместе с сиим сознание жителей нашей планеты Запада содержит в себе представления, основанные на религии, или на гуманистических учениях с их проповедью ненасилия, пацифизма, прав и свобод личности. Характерной чертой этих христианских и гуманистических ценностей прибывает их неприменимость к настоящей жизни.
Налаженность массового сознания в странах Запада состоит из бытового утилитарного прагматизма и неприменимых к настоящей жизни ценностей. Дуализм мышления проявляется на Западе в противоречии меж практической деятельностью и порядочными ценностями, тот или иной они словестно исповедуют. Мы иногда ропщем по предлогу их политики двойных стандартов, но не разумеем, что в этом проявляется налаженность сознания жителей нашей планеты Запада. Они считают идеально оправданным и утилитарный прагматизм, иногда это дотрагивается их собственных материальных интересов, и высочайший пафос морализирования, иногда судят о остальных.
Эта налаженность представлений в протяжении долгого поры находится в упадке, сначала, духовном. Идеологическая ограниченность культуры, основанной на индивидуализме, привела к последнему субъективизму с его иррационализмом и релятивизмом. Как реакция на разрушение оснований, на тот или иной строилась мораль сообщества, в нынешнее время усилились позиции трансцендентализма, наиболее того рвение к возврату к религиозности.
Налаженность представлений, тот или иной сложилась в нашей стране, также содержит в себе и идеалистические и материалистические ингредиенты. К 1917 году в нашей стране еще не имелось устоявшейся традиции идеализма, общее сознание различалось религиозным мышлением, основанным на вере и православном мистицизме, тот или иной на западе теснее в веской ступени имелось преодолено развитием оптимального мышления. Отсталость развития сознания в веской ступени имелась обоснована бессчетными пережитками феодализма, основным из тот или иной имелось сословное соц установка. Мы только лишь настали к той черте, иногда развитие личного сознания вступило в острое противоречие с сословной формой сообщества. Страны Запада прошли этот шаг развития на 2 — 3 столетия ранее. С данной точки зрения, невзирая на бессчетные жертвы и утраты, понесенные нашим народом, революция пустила простор последующему развитию сознания жителей нашей планеты, сломав сословные преграды меж людьми, подняв ватерпас их самоуважения. Но сознание так резко поменяться не может, ватерпас религиозного мышления, главенствовавший в сознании, с его нуждою в вере сформировал культ личности Ленина, потом Сталина, культ партии — ум, честь и совесть нашей эпохи. Социализм был порождением не научного коммунизма, а религиозного мышления, главенствовавшего в массовом сознании Рф в начале XX столетия, марксизм был только его официальной идеологией.
Природной реакцией перенесения наиболее высочайшего степени мышления, зафиксированного в марксизме, на густой ватерпас массового сознания народов Рф стал догматизм марксизма. Как в близкое пора христианство, перенесенное с древнего сообщества на западноевропейских вандалов, стало догматическим.
Последующее развитие сознания в нашей стране прошло под идеологическим воздействием исторического материализма, тот или другой стал идеологией социализма, и в этом также имелась близкая закономерность. Этот дуализм сознания сопутствовал целой истории Русского Союза, связывая в для себя представления, тот или иной, выглядело бы, идеально не совместимы. С одной страны, — религиозное мышление, основанное на слепой вере в мудрость главарей, догматическое истолкование марксизма-ленинизма, схоластический стиль философствования с неотклонимыми ссылками на классиков марксизма и, с второй страны, — самый передовой способ научного познания мира, ориентирующий на исследование явлений настоящей жизни в их диалектической связи и развитии. С точки зрения развития сознания — исторический материализм был высшим достижением мышления западноевропейского сообщества и той идеологической формой, тот или иной стимулировала развитие сознания в нашей стране.
Этот исторический феномен еще вызывает вдумчивого разъясненья: развитое сознание западноевропейского сообщества избрало отсталую с точки зрения развития мышления идеологию, а наименее развитое сознание народов Русского Союза — самую передовую. Содержание этого идеологического противоборства имелось идеально многообразным: в странах Запада развитие сознание тормозилось и до этого времени тормозится обветшавшей идеологией, в странах Русского Союза — развитие сознания стимулировалось формой мышления, тот или иной имелась достижением западноевропейского сообщества.
Мы, в сути, доросли до марксизма только лишь к точке XX века, преодолев религиозное мышление, но тогда социализм, а вернее — ее сталинская модель, потерпел крах, поначалу — в нашем сознании, потом — как политическая налаженность. Этот решение надо нам усвоить: не Запад одолел в холодной войне, а развитие нашего сознания преодолело то мышление, тот или иной имелось базой сталинской модели социализма.
Мы методом развития преодолели дуализм нашего мышления, но на достигнутом степени опять заслуживаем перед противопоставлением материализма и идеализма. Это противоречие для нас теснее не обладает той остроты, что имелась 100 годов назад. Общее сознание наших жителей нашей планеты теснее преодолело его, мы преимущественно неделим себя на душу и тело, с схожим почтением иметь отношение к духовным и физическим нуждам, мы теснее не строим баррикад, наиболее либо наименее, но мы выучились почитать друг дружку, самостоятельно от политических взоров, религии, возросло сознание общности и единства народа. Наших предков мы теснее неделим на собственных и чужих, красных и белых — все они наше прошедшее, как ступени нашего развития. Иногда мы опираемся на сознание интересов жизни нашего народа, Рф, все другие противоречия отходят на задний план. Это и глодать то наиболее высочайшее понятие, в тот или другой противоречия сняты, находятся в диалектическом согласье.
Усвоив способ исторического материализма с его диалектикой, историзмом, рвением к рассмотрению явлений в их связи и развитии, мы испытываем разочарование, знакомясь с достижениями идеи в странах Запада. Вперед они не покинули, в наилучшем случае — остались там, в XIX веке, на степени Ницше, Шопенгауэра, Кьеркегора. Руководствуясь тем же способом, мы лицезреем ограниченность марксизма, абсолютизировавшего связь материальных договоров жизни с сознанием жителя нашей планеты. Мы не можем не созидать, что материальные обстоятельства жизни сами приходят показателем развития сознания жителя нашей планеты, а их воздействие — только обратная отношение товаров деятельности жителя нашей планеты на него самого. Мы, освоив более передовой стиль мышления, на данный момент вакантны от идеологического давления, обнаружены целому новенькому, готовы к последующему развитию сознания, тот или иной и прибывает движущей насильственно исторического развития.
Литература
1. Гегель Грам. В. Ф. Феноменология духа. // Энциклопедия философских наук. — Мтр., 1977. — Т. 3, — С. 222.
2. Глобальная история: Каменный век / А. Н. Ба-дак, И. Е. Войнич, Н. Мтр. Волчек и др. — Минск: Хар-вест; Мтр.: ООО Издательство ACT, 2000. — С. 95.
3. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. Мтр.: Правда, 1990, — 560 с.
4. К. Гольдштейн. Абстрактное и конкретное поведение//Хрестоматия по совместной психологии. — Мтр., 1998. — Вып. III. — С. 30 — 31.
5. Плутарх. Избранные жизнеописания: В 2т. — Мтр.: Издательство Правда, 1990. — Т. 1. — С. 31, — 606 с.
6. Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. — Мтр.: ЧеРо, 1998. — 190 с.
Posted in Экология человека by admin with comments disabled.