Ноя 12, 2015 жизни,потребления,дизайн,мода

Стивен Майлз (педагог социологии института Плимута, Англия) отмечает, что сфера употребления завлекает в ближайшее время все большее интерес социологов, начинающих обдумывать, что сообщество поступает не совсем только действиями в сфере производства. Исследователи начинают во все большей мере связывать формы власти либо свободы конкретно со сферой употребления.
Полноценную число размера книжки сочиняет рассмотрение литературы заключительных лет по цельным затрагиваемым создателем вопросцам.Стивен Майлз (учитель социологии института Плимута, Англия) отмечает, что сфера употребления завлекает в ближайшее время все большее интерес социологов, начинающих обдумывать, что сообщество обусловливается не совсем только действиями в сфере производства. Исследователи начинают во все большей мере связывать формы власти либо свободы конкретно со сферой употребления.
Полноценную число размера книжки сочиняет рассмотрение литературы бранных лет по цельным затрагиваемым создателем вопросцам.<!—more—>
Майлз обговаривает не столько потребление, сколько потребительство, разумея крайнее как стиль жизни, основанный на потреблении. Ежели потребление грызть отношение жителя нашей планеты к вещи, то потребительство приходит порядком публичных отношений по предлогу вещи. Опыт употребления образует психо-соц посредующее звено меж индивидумом и сообществом. Опосля обзора концепций и исследований, посвященных роли употребления в современном сообществе, Майлз начинает личный анализ разных качеств употребления с выяснения функции дизайна, тот или иной «представляется эмблемой воздействия потребительства на современное сообщество» (с.36). Наиболее того, дизайн играет принципиальную роль в «истории капитализма и соц выражении капиталистических практик» (там же).
На наиболее ранешних стадиях развития создание ориентировалось в генеральном на полезность, а не на дизайн. Но в ХХ в. конкретно дизайн стал завоевывать решающее значение посреди иных черт продукта. Этот процесс начался в 20-е годы в США. Тогда постепенное улучшение технических черт кара «Форд» стало уступать все наиболее обнаруженной и меркантильной политике постоянных стилистических конфигураций с целью провоцировать реализации и получение прибыли. Авто создание имелось сориентировано на 3-х летний цикл, и каждые три года создавался новейший стиль. Приобретение новейшей, «элегантной» машинки при наличии полностью исправной, но «старомодной» делалось знаком общественного статуса. Этаким образом, внедрение дизайна в создание сознательно превращало его в создание продуктов кратковременного употребления, чтоб провоцировать все новейшие реализации.
Реклама приучивает потребителей оценивать новейший стиль, каким бы он ни был. Это значит, что современное капиталистическое создание не приспосабливает продукт к нуждам потребителей, но принуждает потребителей адаптироваться к новенькому товару. Дизайн служит при всем этом прибором порождения новейших потребностей. Ясным образцом может служить деятельность компаний, издающих джинсы. Так, дизайн новейшей модели «Левис 501» ничем не различается от остальных джинсов, предлагаемых базаром, не считая незначимых маленьких компонентов. Но тяжба не в самом дизайне, а в его восприятии. Этакое восприятие формируется рекламой, «раскручивающей» модель с обновленным дизайном, творя симпатичный образ юного жителя нашей планеты либо девушки, избирающих конкретно эту модель. Дизайн останавливается средством извлечения новейшей прибыли.
При всем этом эксплуатируются глубочайшие психические переживания и потребности подростков. Некие опрошенные дети утверждали, что джинсы приносят «свободу иметься самим собой». Очень феноминальное утверждение, ежели учитывать, что фактически экие же джинсы одеты на целых. В данной нам ситуации и создаются все новейшие и новейшие модификации. Изготовители стараются поймать социальные различия и перевести их на язык дизайна, чтоб различия в отделке джинсов останавливались знаком расхождений меж соц группами вероятных потребителей, превращаясь в знак включенности в одну определенную группу и отмежевания от иных. Дизайн джинсов останавливается средством самовыражения и самоутверждения, невзирая на то, что настоящие различия в покрое отдельных моделей могут иметься минимальными и никак не влиять на качестве этого продукта.
Еще один-одинешенек соответствующим образцом приходит дизайн уокмана компании Sony. Этот дизайн был с самого начала нацелен на творенье вида подвижности, что, по-видимому, надлежать имелось символизировать социальную мобильность современного сообщества. Компания Sony сама аттестовала себя как корпорацию, руководствующуюся дизайном. При всем этом особенные усилия направлялись на то, чтоб побудить потребителя к самоотождествлению с продукцией данной нам компании, т.е. к тому, чтоб созидать в их дизайне выражение собственного жизненного стиля либо своей сути. Изделия от Sony оказывались равноценными определенному жизненному стилю. Уокман от Sony выступал при всем этом как нужный ингредиент вида «самодостаточного городского обитателя, присутствующего в неизменном движении» (с.39). Потому каждый, кто желал созидать себя в эком стиле, был должен устремляться заслужить уокман.
В нынешнее время в мире продается наиболее семисот версий уокмана Sony. Компания делает все новейшие дизайнерские разработки, ориентируясь на специфику образа жизни разных регионов мира и разных соц групп, представляющих из себя сегменты потенциального базара.
Этаким образом, задачка дизайна состоит не в том, чтоб идти навстречу человечьим нуждам, но в том, чтоб все наиболее разнородными методами творить и провоцировать потребности, возбуждать у потребителя жажда какого-то продукта, тот или иной во все большей ступени завоевывает символическое, а не реальное практическое значение. Так дизайн подталкивает потребителя к приобретению негодных продуктов, на изготовка тот или иной уходит максимум людского работы и материальных ресурсов. А люди начинают принимать потребительство как единый метод самовыражения и вообщем как единственно вероятный и оправданный стиль жизни.
Некие создатели, к примеру В.Папанек (V.Papanek), критически расценивая современную ситуацию истерического стимулирования употребления, подтверждают в то же пора, что дизайн обязан встать «зеленоватым», т.е. исходить из заботы о нашей планетке, окружающей среде и человеке. Но творцу экие благие пожелания представляются утопичными. Он приобщается к тем исследователям, тот или иной подчеркивают невозможность соединять императивы капиталистического производства, нацеленного на прибыль, и общественную полезность дизайна.
Современный дизайн призван порождать у потребителя все новейшие и новейшие вожделения. Чуть лишь одно жажда довольствуется, капиталистическое создание старается внушить потребителям иное. Потребители повсевременно желают новейших продуктов. Их тащит к новинкам базара, не взирая на ступень их полезности либо нужности, так как потребителя приучивают ждать от новейшего продукта доселе необычных чувств и переживаний.
И желая некие создатели молвят о вероятной освободительной роли дизайна и о том, что дизайн доставляет потребителям больше потенциалов для выбора, самовыражения и т.п., Майлз иметь отношение к сходственным ожиданиям скептически. Дизайн в потребительском сообществе содействует не столько беглому выбору потребителя, сколько соц разрезу. Дизайн приводит к демаркации меж теми, кто обладает (кар, джинсы, Sony и остальные вещи новейшего стиля) и теми, кто их не обладает. Дизайн продуцирует вожделения, тот или иной люди не в состоянии удовлетворить, и это делает для их самые суровые экономические темы.
Люди попадают в зависимость от продуктов, они чувствуют себя ущербными, неполноценными, ежели не владеют продуктами новейшего дизайна. Потому неверно считать, что дизайн доставляет свободу, вдохновляет к творчеству либо артистизму. Дизайн быстрее оказывается тераном, подавляющим людскую инициативу и склоняющим жителя нашей планеты к конформизму: «Прогресс, предлагаемый дизайном, грызть ересь» (с.50).
Дальше создатель осматривает современные «храмы» употребления — огромные супермаркеты и торгашеские центры. В их объединяются в единичный комплекс бесчисленные торгашеские залы с необозримым морем продуктов, бары, рестораны, кинозалы, аттракционы, залы игровых автоматов и пр. В их можнож провести целый задевай, переходя от воспоминания к воспоминанию. Да они и созданы для того, чтоб встать там-сям проведения досуга, в том числе домашнего. Посещение схожих торгашеских центров стало неотъемлемой принадлежностью потребительского стиля жизни.
Большущие торгашеские центры изменяют вид идущих в ногу со временем городов. Густо их взводят на окраине, и тогда их наличие серьезно отражается на центральной количества городка — торговля там замирает. Небольшие и средние магазины и лавочки, неспособные предложить этакое изумляющее достояние продуктов и воспоминаний, как большущие торгашеские центры, остаются без покупателей и разоряются. Целые кварталы остаются без торгашеских точек. Концентрация торговли в немногих, но больших торгашеских центрах еще больше увеличивает значимость собственной машинки и дорог как знаков современного потребительского стиля жизни.
Глобализация проявляет себя в данной нам сфере развитием обычных, одинаковых городских пространств. Рестораны «Макдональдс» и большущие торгашеские центры, тот или иной сейчас можнож встретить по целому миру, приходят их непременной принадлежностью. Густо экие торгово-развлекательные центры создаются, чтоб сделать настоящий город наиболее симпатичным для путешественников, т.е. придать городку «товарный вид», чтоб заполучить побольше «покупателей». Для этих цельнее в городке нужно изыскать либо сделать какую-нибудь «изюминку». Так, Плимут «раскручивается» как город, выдающийся «духом открытий»: «Значат ли экие лозунги что-то большее, ежели пробы продвигать дальше потребительскую этику в контексте туризма? Находится ли здесь в отношении к нашей физической окружающей среде что-то большее, чем обычное выражение идеологии потребительства?» (с.52). Еще недостаточно осознается, до какой ступени судьба городских кварталов, их реставрация, перепланировка либо стройка обусловливается рвением перевоплотить город в центр туризма и употребления. Вывода планировщиков, инвесторов, застройщиков нацелены конкретно на потенциал вербования путешественников. Это значит, что и сами городка делаются продуктом и начинают жить и развиваться в эком качестве, энергично определяя наш ежедневный опыт городской жизни.
Наши городка делаются многофункциональными центрами употребления, а совсем не местом для собственной либо публичной творческой активности. Так как творенье большущих торгово-веселительных центров играет главную роль в процессе вербования путешественников, любой из их устремляется придумать что-то особое для услаждения родных гостей. Неважно какая новенькая выдумка перенимается иными торгово- веселительными комплексами, тот или иной устремляются затмить друг дружку в размахе и изобретательности. А в итоге все эти «храмы употребления» оказываются схожими один-одинешенек на иной.
Они все пробуют выстроить личный свой мир — потребительский рай. Это гиперреальность, т.е. иллюзия, тот или другой превосходнее, чем действительность, и предоставляет соблазнительные потенциала для кратковременного бегства от действительности. Гиперреальность глядит на потребителя с каждой витрины либо рекламы, из каждого торгашеского зала. Всюду изображена жизнь с одними плюсами и без всяких минусов. Потребители привыкают ощущать себя в этакий лакированной маркетинговой гиперреальности превосходнее, чем в настоящих ситуациях.
Так потребительская культура энергично извращает действительность ради родных собственных цельнее. Но она сооружает это поэтому, что сами потребители страстно желают убежать из действительности, в тот или другой они присутствуют. Потому они так энергично употребляют гиперреальность, предлагаемую современным капиталистическим базаром. Они привыкают к ней как близкого рода наркотику. Воскресные посещения торгово-веселительных комплексов преобразуются в постоянное семейное потребление этого возлюбленного наркотика.
Один-одинешенек из ярчайших образцов схожих «храмов употребления» приходят Диснейленды либо Диснейпарки. Их взводят в городках сначала для вербования путешественников. Посещение эких парковых зон неотделимо от употребления. Да в их все и изготовлено для того, чтоб побудить гостей приобрести как можнож главным образом маечек, значков, игрушек со специальной символикой. Продажа схожих вещей сочиняет один-одинешенек из мотивов существования Диснейлендов.
Громадные торгово-развлекательные центры и комплексы появляются по целому миру как знаки глобального распространения позднекапиталистической экономики. Некие создатели лицезреют в их воплощение рыночной экономики и свободы выбора, тот или другой она типо дышит потребителям. Но Майлзу это представляется в ином свете: «Храмы употребления» превращают потребительство в близкого рода религию (с.59). Они энергично сформировывают образ того, какой обязана иметься жизнь. Они энергично навязывают потребительский стиль жизни, невзирая на то, что чрезвычайно почти всем гостям торгово-веселительных комплексов сходственный стиль жизни по сути не по кармашку.
Важной элементом приходит и то, что торгашеские центры приходят вполне контролируемой средой. В их грызть свойская занятие сохранности. Все залы просматриваются. В их нет нищих, попрошаек, опьяненных. Семьи, проводящие личный досуг в этакий среде, испытывают специализированное чувство сохранности, тот или иной они не обладают, легко гуляя по улицам либо в парке. Тем они привыкают находиться в вполне контролируемом пространстве, где каждое их движение просматривается, и даже выискать этакую среду наиболее удобной себе. Это сочиняет еще одну грань потребительства как стиля жизни.
Одной из более соответствующих сторонок современного потребительства приходит потребление техники: компов, видео, плееров, мобильных телефонов и пр. Некие создатели лицезреют в технике сначала расширение диапазона доступных человеку потенциалов, и считают, что современная электроника сооружает жителя нашей планеты наиболее легким и творческим. Экие создатели считают современную электронную технику правильно гуманистической и обращенной к человеку и его нуждам.
Но Майлз подчеркивает, что в представлениях экого рода «упускается из внешности тот факт, что доступ к компам и раскрывающим новейшие потенциала технологиям, вообщем разговаривая, значительно ограничен привилегированным академическим и связанным с делом меньшинством. В этом отношении опыт употребления технологии у почти всех неминуемо оказывается отрицательным Большая часть потребителей не обладает ресурсов для доступа к технологии, тот или другой обязана имелась бы их высвободить» (с.71).
Дальше Майлз перебегает к анализу употребления моды. «Вопросец о моде чрезвычайно главен, так как содержит в себе настолько не мало главных черт опыта современной (modern) жизни и, в частности, он указывает, какую роль в этом опыте играет потребительство» (с.91). Большущий вклад в социологический анализ моды внес Грам.Зиммель. Он подчеркивал постоянную изменчивость сообщества модерна (modernity) и считал моду средством приспособления к этакий изменчивости и к трудности современной жизни. Он осознавал социальную жизнь как арену постоянных конфликтов. Мода игралась при всем этом ту роль, что подсобляла самоидентификации индивидума с определенным классом и доставляла ему (либо ей) средства выражения того, что он (она) не принадлежит какой-то другой социальной группе. Зиммель, этаким образом, считал моду выражением соц потребностей, а не личных вкусов. Он разговаривал, что мода время от времени принуждает нас признавать настолько уродливые и вздорные вещи, что будто, словно движима неустанным вожделением представить нам свойскую власть над нами.
МакКрекен (McCracken G. Culture and consumption, 1990) демонстрировал, что мода грызть ограниченный набор заблаговременно данных кодов, средством тот или иной индивидум докладывает окружающим о близкой идентичности и методе организации общественного взаимодействия. Этаким образом, личное осознание моды ограничено соц конвенциями. Вещи делаются популярными, иногда им сообщаются новейшие значения. Для этого грызть немного путей.
Или некие предметы начинают ассоциироваться с определенными категориями либо знаками принятой культуры, или члены элитной группы, к примеру телезвезды, говорят новейший стиль. Или сама мода конструктивно перекладывает культурные значения, ассоциирующиеся с предметами. При всем этом МакКрекен подчеркивает, что сообщества модерна характеризуются постоянным конфигурацией и непостоянностью значений.
Импульс к постоянным изменениям лежит в самой природе западного сообщества модерна, т.е. капиталистического сообщества. Отсюда, как подчеркивает Майлз, надлежит касательство моды с глубинными чертами капиталистического производства. Оно просит неизменного конфигурации и обновления. Оно надлежать вдохновлять потому к потреблению все новейших продуктов. Для него требуются постоянные конфигурации моды. Майлз доказывает этот тезис коротким экскурсом в историю моды. Этот парадокс находится при переходе к позднему средневековью и дальше в ходе истории повсевременно употребляется для стимулирования роста производства. Вначале мода затрагивает лишь более богатые слоиlf сообщества. Но, как демонстрировал Зиммель, по мере расширения сферы валютного обращения, экая ситуация изменяется. В той мере, в какой одни классы и индивиды стараются не отставать от остальных, мода — имейся то в одежде, мебели либо музыке — начинает играться все наиболее главную роль в экономическом развитии. Опосля 2-ой мировой войны мода останавливается главным экономическим фактором как в Европе, так и в США. В этот период формируется широкий рынок молодежных продуктов, а сообща с ним и поп-культура, тот или другой просит средств для выражения расхождений. Параллельно мир моды трансформируется в великое численность отдельных форм, стилей и, согласно, рыночных ниш.
Начиная с 1980-х годов личный выбор останавливается решающим. В сфере производства происходит переход от фордовской порядка, для тот или другой отличительно общее, стандартизированное конвейерное создание, к так нарекаемой «пост-фордовской», тот или другой применяет наиболее эластичные технологии, дозволяющие свободно модифицировать и разнообразить производимую продукцию. Благодаря сиим инновациям создание предметов употребления, как о этом густо молвят, во все большей ступени следует навстречу жаждам потребителей. Создание престижной продукции приметно демократизируется.
В то же время мода во все большей ступени останавливается глобальным явлением. В отношения со цельным сиим некие исследователи уделяют свое внимание на обилие, предлагаемое современной модой. Она не диктует один-одинешенек определенный стиль, но раскрывает великое место для выбора, выражения своей особенности и различий. Потому экие создатели молвят, что современная мода обеспечивает личности свободу самовыражения, раскрывает пространные потенциала для выстраивания своей идентичности и вдохновляет к творчеству. Почти все считают также, что современная промышленность моды управляется не нуждами производителя, а интересами потребителей, тот или иной приобретают потенциал влиять на создание, и все это стало вероятным благодаря новеньким технологиям, к примеру компьютерному дизайну.
Но грызть и исследования иного рода, делая упор на тот или иной Майлз указывает, что масштабы этих конфигураций преувеличены. Обилие стилей и моделей густо остается иллюзорным, дотрагивающимся лишь самых незначимых компонентов, не отражающихся на качестве продукции (сантим.. выше пример с джинсами компании Левис). К тому же бесхитростно размышлять, что создание искренне и непринужденно нацелено на потребителя. Оно ориентируется на запросы огромнейших компаний и сетей по розничной продаже престижной одежды. Ведь наиболее небольшие изготовители соперничают, чтоб экие компании брали конкретно их продукцию. В то же пора большая часть производителей по-былому нацелены на общее создание, легко на данный момент, вследствие возрастающего численности импорта, на рынок попадает продукция большего численности эких производителей, что и делает воспоминание большего контраста издаваемой продукции.
При всем этом нужно учесть, до какой ступени вкусы и запросы потребителей формируются популярными журнальчиками, каталогами, витринами популярных магазинов и иными внешностями рекламы, чтоб осознать, что и на данный момент создание не надлежит интересам потребителей, но энергично влияет на их вкусы и запросы, приучая их к идеи, что излишество приходит необходимостью, а особенность выражается фирменным знаком на родных джинсах. Майлз прибывает к заключению, что мода приходит не столько средством самовыражения, сколько прибором возбуждения вожделений (в том числе вожделения проявить свойскую особенность) и навязывания потребителю все новейшей и новейшей продукции. Этакое чрезмерное потребление далековато не постоянно подходит настоящим способностям потребителя либо выражает его интересы. Но, как подчеркивает ряд исследователей, оно нужно для функционирования капиталистической экономики.
В социальной сфере мода останавливается средством выражения классовых и групповых расхождений. Средством нее разнообразные социальные группы оберегают близкое доминирующее либо берегут близкое подчиненное положение в социальной структуре. Создатель останавливается также на глобальном действии моды. Современная мода приходит продуктом глобального базара, развивающегося вместе с локальными и этническими стилями. Общее создание удачно содержит в себе и переваривает локальные индивидуальности, употребляя их для расширения видимого контраста предлагаемых продуктов, вполне храня при всем этом личный нрав массового производства.
В то же пора Майлз подчеркивает, что моду ни при каких обстоятельствах нельзя тривиализировать, доставляя как обычной продукт капиталистического производства и рекламы. Ведь люди в совместном разумеют все насчет рекламы, интересов производителей и т.п. Что все-таки все-таки принуждает их, невзирая ни на что, гоняться за модой? Ежели мы не ответим на этот вопросец, то не сможем осознать массы и привлекательности потребительской идеологии. Тяжба в том, что мода вправду отвечает глубинным нуждам жителя нашей планеты. Это можнож свободно представить на образце молодежной спортивной одежды. Приобретая одежду предоставленного стиля, юные люди ощущают себя отчасти некого целого, специализированной подкультуры. В то же пора они ощущают, что, предпочтя определенный цвет, они сумеют выразить свойскую особенность в кругу родных ровесников. Естественно, это не приходит настоящим выражением особенности, ибо место потенциалов выбора заблаговременно определено все этим же массовым созданием.
Но молодежь следует на это, так как, подключаясь, благодаря общности стиля, в определенную молодежную субкультуру, она добивается какого-то чувства стабильности в этом нестабильном мире. Функции моды и вообщем потребительства можнож осознать лишь беря во внимание, что современное сообщество приходит «сообществом риска», в тот или иной человек живет, испытывая психологическое давление непостоянности.
Мода как ничто иное служит укреплению потребительской идеологии. Но она служит ей тем, что обращается к настоящей потребности жителей нашей планеты в стабильности и убежденности. Мода обещает это, так как неразрывно связана с соц конвенциями, предопределяющими выбор собственного варианта в рамках принятого стиля. Но, обещая это, мода лишь разжигает вожделения, тот или иной она по сути не может выполнить. Мода усиливает при всем этом иллюзию, что темы людского существования можнож решить, употребляя произведенную базаром продукцию. В этом-то и содержится множество и привлекательность потребительской идеологии.
Практически 100 годов назад Зиммель представил, что мода свидетельствует о потребности жителя нашей планеты в то же время и в единении, и в отделении от для себя схожих. Эти слова остаются актуальными для хоть какого современного социологического анализа моды. А рассуждения Зиммеля о роли средств в формировании стиля жизни оказались даже наиболее пророческими, чем он сам мог бы предполагать (с.106).
Разглядывая дальше потребление современной поп-музыки, Майлз сначала указывает, что оно формируется сильной промышленностью звукозаписи. Оборот в данной нам сфере в 1994 грам. во цельным мире составил 33 миллиардов. долл. Из их 21 миллиардов. приходился на долю 6 огромнейших межнациональных компаний.
Этаким образом, звукозапись приходит отраслью большущего и значительно монополизированного бизнеса, тот или иной проводит конструктивную политику формирования музыкальных вкусов, музыкальной моды, «раскручивания» поп-звезд и т.п. В этом необычно конструктивную роль играет телевидение. В итоге, утвердившийся на музыкальном базаре артист, к примеру Мадонна либо Майкл Джексон, их наружность, туалеты, манера двигаться делаются для потребителей поп-музыки главнее, ежели то, что они выполняют. Образ вытесняет звук.
Некие создатели реконструируют историю рока как историю прогрессирующего повиновения певцов, музыкантов, композиторов запросам капиталистического производства. Музыка останавливается продуктом. На рынок звукозаписи повсевременно выбрасывается неограниченное количество продукции различных групп, стилей, направлений. Групп максимум, но значимая структура поп-музыки остается той же самой, разновидности незначительны. Они служат тому, чтоб сделать у потребителя иллюзию собственного выбора, в то же время навязывая аудитории стандартизированную музыку и устремляясь извлечь из ее реализации наивысшую прибыль.
Не нечаянно в литературе оживленно дискуссируется вопросец, приходит ли поп музыка средством самовыражения масс либо средством контроля над массой и навязывания ей продукции звукозаписывающего бизнеса. Более суровый вклад в эту полемику внесли Т.Адорно и Мтр.Хоркхеймер, тот или иной подчеркивали, что известная музыка перевоплотился в продукт. Они обосновывали, что капиталистическое создание определило контроль за людской жизнью, так что у жителей нашей планеты теснее нет другого выбора, не считая принятия того, что им дает соц налаженность. Подчеркивая товарный нрав производства модной музыки, они подчеркивали, что эта музыка теснее выродилась и неспособна творить новое, предпочитая заместо этого без баста эксплуатировать ветхие идеи, ибо, как они утверждали, «капиталистическое создание состоит из повторений» (Цит. по с.111). Экая музыка совсем не доставляет потенциалов для самовыражения и т. п. Музыка стандартизируется, а аудитория лишается истинного наслаждения, останавливаясь пассивным субъектом запрограммированного употребления.
Соглашаясь в совместном и целом с сиим анализом, Майлз заостряет интерес на том, в какой мере потребители поп музыки вкладывают в нее близкие собственные значения. Так, исследования Фриса (Frith S. Sound effects, youth, leisure, and the politics of rock, 1983) о восприятии музыки молодежной аудиторией изобразили, что те индивиды либо группы, тот или иной посильнее итого подчеркивали значение легкого выбора, также посильнее итого подчеркивали значение общности музыкального вкуса снутри группы. Представители эких молодежных групп считали, что их вкус, в отличие от вкусов массы, оригинален, в доказательстве этого факта со страны родных сверстников. «Это чрезвычайно симптоматично для идеологического воздействия потребительства как стиля жизни. Ведь потребление доставляет потребителю основа, снутри тот или иной он может выстроить схожесть в свойском осознании, но это осознание обусловливается, в баста точек, наиболее пространной структурой и ее множествами, этакими, как действие СМИ либо рекламы; и эти массы воспроизводятся благодаря заботе о групповом доказательстве близкой идентичности» (с.114).
Естественно, отмечает Майлз, грызть музыка, тот или другой нельзя считать неподлинной, потребление тот или другой легко и спонтанно. Но это по большей мере музыка маргинальных композиторов и исполнителей, адресованная наиболее критической и творческой аудитории, ежели обрисовываемая Адорно и Хоркхеймером.
Остальным образцом сходственного рода можнож считать танцевальную музыку, так как танцоры вправду переживают свободу и спонтанность (что часто посещает соединено и с употреблением наркотиков на дискотеках). Экие переживания приходят опытом предопределенной подкультуры: «Танец, этаким образом, примечателен тем, что он включает трудное взаимодействие тела, природы и технологии, мир, в тот или иной потребление останавливается собственным опытом, а не следствием капиталистического производства. В этих вариантах, разумеется, происходит не перевоплощение звука в продукт, а усвоение звука как средства для побега из ежедневного мира, в тот или иной царит потребительство» (с.120). Сходственный опыт показывает на некую ограниченность теории Адорно.
Но все это не отменяет того, что крупная число модной музыки — это продукт, покоряющийся законам музыкальной промышленности. И даже творческое потребление музыки все в равной мере происходит в рамках, очерченных данной нам промышленностью. Но сферой, претерпевшей в бранные годы необычно глубочайшее воздействие потребительства как стиля жизни, приходит спорт. Потребительство не попросту пронизывает его, но вполне изменяет.
Ежели некогда увлечение спортом выражало эталон активности, то сейчас оно перевоплотился в зрелище, а любитель спорта — в пассивного созерцателя. Ежели некогда люди хворали за «свойскую» команду, так как располагали какие-то основания отождествлять себя с нею (команда моего городка, моего института и т.п.), то сейчас клубы нанимают игроков как высокооплачиваемых функционеров; клубы могут перебираться из один-одинешенек городка в иной, отталкиваясь от уразумений роста прибыли, могут покупаться и продаваться и т.п. Былая верность близкой команде уступает площадь верности свойскому спонсору.
Современный спорт приходит не малым базаром финансовложений. В 1993 грам., к примеру, они составили 2,5 миллиардов. долл. А сам спорт останавливается продуктом. Более ясным образцом здесь могут служить Олимпийские забавы. Некогда они воплощали эталон любительского спорта. Но сейчас ситуация совсем поменялась. Спортсменов олимпийского степени непереносимо считать любителями, и все это великолепно разумеют. Сами Олимпийские забавы вызывают больших финансовложений. К примеру, издержки на проведение Столичной Олимпиады 1980 грам. по неким увольнениям составили от 2 до 9 миллиардов. долл. (с.130). В этакий ситуации Олимпийский комитет не может не превращать себя в «продукт», выставляемый на рынок. Покупателями приходят компании, производящие спортивную одежду и инвентарь, вроде компаний Nike либо Reebok. Для их, спонсирование Олимпийских игр и выдающихся спортсменов приходит несравненной рекламой.
О степени коммерциализации Олимпийских игр свидетельствует этакий эпизод: на Забавах в Барселоне в 1992 грам. два игрока южноамериканской баскетбольной команды, отказались надеть южноамериканскую форму, так как на ней был логотип компании Reeboc, тот или другой приходила основной конкурентноспособной спонсировавшей их компании Nike. «Мы, мужчины Nike, верны ей, так как она выплачивает нам кучу средств, — заявил один-одинешенек из этих игроков. — У меня грызть два миллиона оснований, чтоб не надевать Reeboc» (Цит. по с.131).
5 Олимпийских колец приходят очень ценным маркетинговым продуктом. Так, на Олимпийских Забавах 1988 грам. в Калгари компания Кока-Кола платила 22 млн. долл. за монопольное право употреблять логотип 5 колец на близкой продукции и изменять ее на Олимпийском стадионе.
Сами спортсмены спонсируются, т.е. практически выступлениями на Олимпийских Забавах получают для себя на жизнь, что теснее никого не смущает. Игроки-фавориты способны сделать фирме необыкновенную рекламу, к примеру, снявшись перед телекамерами в темных очках от данной нам компании либо с бутылкой напитка данной нам компании и т. п.
Но самыми, пожалуй, большущими спонсорами Олимпийских игр и вообщем всех веских спортивных состязаний встали телекомпании. Возникновение спутникового и кабельного телевидения привело к необыкновенному воздействию телекомпаний на спорт. Так что на данный момент даже пора матчей назначается отталкиваясь от интересов телекомпании, оплатившей за эксклюзивное право их трансляции. Телевизионные компании вкладывают в спорт миллионы баксов и фунтов стерлингов, великолепно зная, что это грызть самый надежный метод вербования созерцателей и, согласно, рекламодателей. Так что на данный момент, по суждению создателя, большущий спорт вполне оказался в руках спутниковых и кабельных телекомпаний. Сама природа спорта покоряется сейчас коммерческой логике. Потребителей спорта, фанатов применяют в интересах бизнеса. Люди, тот или иной прибывают поболеть за возлюбленную команду, уплачивают при всем этом и за право поглазеть на рекламу.
Майлз осматривает также ситуацию в современном британском футболе, демонстрируя его коммерциализацию. Большой бизнес, не считая итого остального, связан и с продажей маечек с символикой определенного клуба. Клуб «Манчестер Юнайтед» обладает четыре вида формы для различных случаев, при этом дизайнеры повсевременно вносят в нее модификации, так что форма изменяется в среднем два раза в год. Эти конфигурации подчинены необыкновенно интересам бизнеса, а не спорта. В то же время аналоги данной нам формы запускаются в обширную продажу, и сотки тыщ подростков требуют у родителей новейший спортивный костюмчик, чтоб не утратить личный статус посреди сверстников-фанатов. В 1996 грам. в Великобритании имелось продано спортивных костюмов с символикой известных команд на сто млн. фунтов стерлингов. Иногда одна компания «покупала» для близкого футбольного клуба всемирно знаменитого игрока, она здесь же запустила в продажу форменные маечки данной нам команды с номером «9» (номер этого игрока) и приобрела от их реализации 250 тыс. фунтов стерлингов за один-одинешенек задевай.
Живет марксистская интерпретация спорта, тот или другой лицезреет в нем отчуждение как самих спортсменов, так и созерцателей. Здесь подчеркивается не совсем только значение спорта как большущего бизнеса, да и его классовое содержание: спорт переключает брутальные импульсы из сферы классовой борьбы на лицезрение экрана телека. Спорт в современном сообществе приходит принципиальной отчасти социализации. Но при всем этом он, в согласовании с нравом социальной порядка в целом, навязывает массам доминирующие ценности. Он служит закреплению «ошибочного сознания» в массах. Но то, что раздобывается в итоге коммерциализации спорта, вполне подрывает его обычный образ. Так, к примеру, на данный момент спортсмен доставляет (и предает) лишь самого себя. Он стал по сути специалистом, и на него тяжело глядеть как на представителя «близкой» (государственной, региональной, проф и пр.) общности. Доминирующие публичные группы применяли спорт в родных интересах и ради этого превратили его в суррогат религии. Но это привело в баста точек лишь к полной демистификации спорта.
Расценивая сходственную трактовку спорта, Майлз сначала подчеркивает, что спорт не нужно упрощать. Естественно, спорт служит интересам главенствующего класса, но служит благодаря тому, что удовлетворяет настоящие чувственные потребности (а не «фальшивое сознание») масс. В этом плане, спорт предоставляет неповторимые потенциала. «Хворая» за возлюбленную команду, люди испытывают настоящие надежды, страсти, восторги, расстройства. При этом этому не мешает даже все то, что болельщики, обычно, знают о менеджерах близкого клуба, денежной политике и денежных махинациях, связанных со спортом. Тяжба в том, что в основанию переживаний болельщиков лежит настоящая психическая потребность в бегстве от обыденности.
Этаким образом, в потреблении спорта мы можем созидать все то, что отличительно для потребительства как стиля жизни. Этакий стиль жизни отвечает на настоящие психические потребности современного жителя нашей планеты и дает личный ответ на их. Так как ответ, как будто, живет и лежит в потреблении, то тем проф спорт, как и остальные осмотренные внешности употребления, поддерживает потребительский капитализм. «В знакомой мере можнож огласить, что спорт раскрывает потенциал бегства от напряжения ежедневной жизни, но так как это бегство облечено в ту же самую идеологию, тот или другой пронизывает ежедневную жизнь, то оно грызть менее чем иллюзия» (с.146).
Потенциала, предоставляемые потребительством, остаются поверхностными и иллюзорными. Потребитель выплачивает за то, что ему навязывают, а не избирает то, что ему необходимо. И в итоге несвободы и неравенства в потребительском сообществе останавливается больше. Но наиболее итого, по суждению Майлза, отрицательные последствия потребительства чувствует 3-ий мир, в тот или иной оно порождает духовную малосодержательность и растущую зависимость от Запада.
Генеральной феномен потребительства состоит в том, что оно влияет не в наименьшей мере на стиль жизни тех, у кого нет потенциала употреблять, чем на тех, у кого грызть экие потенциала. (Занимательно, что потребление кабельного и спутникового телевидения более всераспространено в беднейших городских участках.) Размышлять о потреблении, глядеть на продукты, употреблять тот или иной советует реклама, более принципиально, чем реально употреблять. Ибо в любом случае человек описывает свойскую самооценку и схожесть в определениях потребительских ценностей. Вообщем, жизненный опыт потребительства связан по превосходству с воображением. Ведь потребление постоянно лишь обещает ублажение, тот или иной оно по сути не может отдать. И в этом смысле нет большущий различия меж настоящим и придумываемым потреблением.
Сущностью потребительства как стиля жизни приходит нескончаемый цикл вожделений, тот или иной все в равной мере не заработают ублажения. Неотразимая привлекательность потребительства проистекает из того, что оно доставляет потенциала для ублажения. Но оно же и ограничивает эти потенциала тем, что выгодно для базара. Потребительский стиль жизни держится на узкой грани меж суверенностью индивидума и его повиновеньем. Потому оно приходит этаким действенным средством включения личного опыта в капиталистическую порядок.
В современном сообществе традиционные отношения сообщества модерна — класс, семья, — во все большей мере заменяются касательствами снутри групп употребления. Так возникает новенькая форма социализации, определяемая движениями моды.
В современном сообществе индивидум обладает младше помощи. Он наиболее подвержен стандартизации и личным кризисам. Современное сообщество грызть «сообщество риска». И потребительство как стиль жизни, повсевременно возбуждая вожделения, ставя самооценку и самоидентификацию в зависимость от моды, лишь наращивает непостоянность нашей жизни. А те вожделения, тот или иной оно обещает удовлетворить, порождены, может быть, один-одинешенек глубинным вожделением — вожделением стабильности.
2001.04.010. МАЙЛЗ Ст. ПОТРЕБИТЕЛЬСТВО КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ. MILES ST. Consumerism as a way of life. — L. etc.: Sage, 1998. — VIII,174 p. —

Posted in Экология человека by admin with comments disabled.