Сен 23, 2016 человека,культуры,человек,массовой,культура

Вопрос адаптации субъекта к современной массовой культуре априори различается предназначенной актуальностью, потому что масскульт, водясь трудным гетерогенным образованием, во многом приходит определяющим фактором развития жителя нашей планеты как субъекта, владеющего мировоззренческой целостностью, способного к рефлексии и самодетерминации. Не считая того, массовая культура способна не только лишь развивать жителя нашей планеты, да и оказывать на него деструктивное действие.Тема адаптации субъекта к современной массовой культуре априори выдается особенной актуальностью, потому что масскульт, водясь трудным гетерогенным образованием, во многом приходит определяющим фактором развития жителя нашей планеты как субъекта, владеющего мировоззренческой целостностью, способного к рефлексии и самодетерминации. Не считая того, массовая культура способна не только лишь развивать жителя нашей планеты, да и оказывать на него деструктивное действие.<!—more—> В этих 2-ух тенденциях и заключена амбивалентность нрава действия масскульта, представленного в внешности иерархического конструкта (состоящего из 3-х ватерпасов — китч, мид и арт), на жителя нашей планеты.
Литр.. В. Володина выделяет две генеральные парадигмы в теории массовой коммуникации: 1) люди сами покоряют средства массовой коммуникации для себя и приспосабливают их к родным нуждам (человеко-направленный подход); 2) средства массовой коммуникации покоряют для себя жителя нашей планеты (медиа-направленный подход)[1]. Несложно увидеть отменно противоположное деяние этих подходов по отношению 1-го к иному, безукоризненно разные причинно-следственные механизмы, выпитые снутри каждого из их. Все же в недрах фактически массовой культуры мы можем узреть экие же противоположные по близкой сущности детерминирующие механизмы. С одной сторонки, массовая культура, детерминируя сознание жителя нашей планеты, истребляет его субъектные свойства, с второй же — она сформировывает настоящую субъектность. Сужденье Р. А. Ивановой в этом смысле хватить недалеко к нашему: она также постулирует двусторонний нрав действия масскульта на жителя нашей планеты — исполнение функции адаптации жителя нашей планеты к современному сообществу, а также манипуляции массами[2]. Что дотрагивается адаптационного действия массовой культуры на жителя нашей планеты, уместно вспомнить интериоризацию показных воздействий, происходящую в ребяческом возрасте, иногда ребенок в процессе близкого развития соответствен присваивать нормы публичного поведения, чтоб потом сформировать родные собственные. Что все-таки дотрагивается манипуляций, то тут можнож провести параллель со все той же интериоризацией, но соответствующей в неких вариантах для зрелого возраста, иногда индивидум вследствие несформированной субъектности сходственно губке продолжает безоценочно впитывать в себя навязываемые извне идеологические и поведенческие паттерны, тот или другой потом можнож обозначить как его свое иное. О сходственном же парадоксе черкает А. А. Луговой, выделяя социально-регулятивную функцию массовой культуры, благодаря тот или другой происходит стандартизация социокультурных конструкций, интересов и потребностей жителя нашей планеты; создатель связывает масскульт с редуцированием, культурных смыслов, что, по его воззрению, сформировывает у жителя нашей планеты упрощенное до дуальных оппозиций (превосходное-нехорошее, свойское-чужое) мировосприятие и лишает его собственного выбора. И ниже Луговой правосудно отмечает, что экое положение нужно на первичных шагах социализации, а в последующем оно только лишь мешает развитию людской индивидуальности[3]. Эким образом, действия, формирующие очень упрощенные представления о мире и о самом для себя, обнаруживают свойскую полезность едва лишь в ребяческом возрасте, и на их основанию в последующем складываются наиболее трудные представления и формы мировоззрения. Ежели же таковые действия ориентированы на жителей нашей планеты зрелого возраста, то они, навыворот, элиминируют высшие субъектные свойства и стандартизируют жителя нашей планеты. Все же Луговой не усматривает в массовой культуре никакого созидательного эффекта, ежели не считать возрастного аспекта, что показывает на определенное слабенькое звено в его концепции.
Но парадокс интериоризации выдается великий толикой абстрактности. Как можнож метко разделять приятель от приятеля свои ценности и нормы и результаты показного воздействия? Грам. Маркузе отмечает условность различия меж ими, в чем лицезреет фуррор трансплантации публичных потребностей в индивидуальные[4]. Природно, ежели индивидум не распознает свое и чужое, можнож констатировать удачливость показного воздействия на него. А настоящий субъект, тот или другой присущи свойства сознательности, самодетерминированности и мировоззренческой целостности, беспременно соответствен уметь усматривать это различие. Так, мысль Д. А. Бабушкиной основывается конкретно на этом: субъект соответствен обдумывать себя как подлежащее собственных деяний, владеть собой как объектом собственных вожделений и идей, обдумывать себя, поступать из-за себя, а не иметься руководимым чужим воззрением и желанием[5]. Другими словами, определения сам и собственный — генеральные свойства субъекта, разговаривающие о его само-стоятельности, само-рефлексии и само-детерминированности. Мтр. Грам. Курбанов в этом смысле делит жителя нашей планеты на две категории: ноумен и парадокс. Ноумен зависит от показных соглашений, тот или другой детерминируют его существование. Для парадокса эта зависимость не обладает значения, потому что он сам делает и выстраивает из этих зависимостей означаемые для него конкретные дела и придает им смысл[6]. Тут мы лицезреем принципиальное различие меж представителями обеих категорий. Ежели ноумен — это человек, лишенный субъектного свойства самодетерминации, то парадоксу, навыворот, оно присуще.
Литр.. Е. Климова убеждена в амбивалентном действии массовой культуры на личность. Так, благодаря масскульту в сообществе происходит распространение социокультурных инноваций и обеспечивается доп удобство в ежедневной жизни. Но сразу с сиим массовая культура, направленная в генеральном на технические методы производства, содействует эмансипации сообщества от естественной среды, пренебрегает и разламывает культурные традиции. А употребление средств массовой коммуникации влечет за собой понижение планки каждый идеи до степени массового потребителя, тем самым лишая и жителя нашей планеты, и реальность их подлинного степени и значения[7]. А ключевой индивидуальностью массового жителя нашей планеты исследовательница именует представленность им реальности спустя отражение ее в СМИ. Массовая культура, по воззрению Климовой, фрагментирует личность, лишает ее целостности и ограничивает комплектом стереотипных проявлений; отличительные черты массифицированной личности — соц дезориентированность в отношении ценностных ориентаций, пониженная способность к рассуждению, поверхностное восприятие культурных ценностей, модификация сознания (правящий персоною основа внедренных методом СМК утверждений и норм). Мы можем провести тут параллель с выделенными нами субъектными свойствами и констатировать воздействие массовой культуры как на целостность субъекта, так на его автономность (по отношению к ценностным ориентациям), так и на осознанность. По Климовой, снутри культуры личность выступает как объектом культуры в процессе усвоения культурных ценностей, так носителем и выразителем культуры; но личность также и делает культуру, превращая бранную в объект. По воззрению творца, человек, привыкая употреблять продукты масскульта, перестает примечать их тривиальность (это потребительство отчуждает его от творчества), массовая культура не провоцирует жителя нашей планеты к внутреннему развитию. Массовый человек, по замечанию исследовательницы, не приходит творцом массовой культуры, а делается объектом управления. Схожее выражение приводит Ж. К. Кениспаев, считающий, что массовость, несопоставимая с нравом творческого потенциала жителя нашей планеты, приходит одной из генеральных черт современности[8]. В совместном, два исследователя делят творчество и масскульт, усматривая в их практически несоединимые вещи.
Анализируя тему адаптации личности в критериях распространения массовой культуры, Климова выделяет адаптационные механизмы, основанные, по нашему воззрению, не на приобщении к массовой культуре, а на ее избегании. Это возврат к государственной культуре, обращение к религии, замыкание личности на для себя, рвение оказаться в приятелем культурном пространстве, возврат к корням методом обращения к свету и природе. Нам как будто выделение этаких устройств феноминальным предприятием, так как непонятно, как личность может приспособиться к массовой культуре, проявляя эскапизм по отношению к ней (ежели, окончательно, вопросец поставлен о адаптации конкретно к масскульту). Ежели же разговор следует о самореализации личности в критериях массовой культуры, то предоставленные механизмы также не обладают значения (окончательно, ежели не постулируется мысль о полной невозможности самореализации снутри масскульта и единственном выходе — побеге из предоставленного культурного места). Эти механизмы подсказывают нам защитные реакции избегания либо вытеснения, не выделяющиеся особенной эффективностью. В совместном, взор Климовой на потенциал настоящего существования личности снутри массовой культуры как будто нам очень пессимистичным, о чем свидетельствует дефицитность положительного разрешение творцом предоставленной задачи.
В занятию Неудовлетворенность культурой З. Фрейд представил, что конкретно культура веет генеральную вину за людские несчастья; человек делается невротиком поэтому, что не может вынести ограничений, налагаемых на него культурой[9]. Выходит, культура виновна в неврозах, и если б ее не водилось вообщем, то и человек был бы защищен от невротических болезней. Фрейд именует жителя нашей планеты недругом культуры, тот или другой строится на принуждении к работе и запрете влечений[10]. Все же, оппонируя Фрейду, идет увидеть, что культура совместно с тем приходит генеральным виновником человечности субъекта: без культуры человек перевоплотился бы в животное. Вообщем, в психоанализе культура стает в внешности фобийных проекций жителя нашей планеты, распадающаяся на свод запретов и набор докучливых ритуалов; близкой репрессивностью она обороняет сообщество от беглого индивидума и выступает недругом всех проявлений особенности, итог деяний тот или другой — всеобщая невротичность[11]. Эким образом, происходит конфликт меж наличным и соответствующим, вожделениями отдельного жителя нашей планеты и социально-культурными заявками. Схожее сужденье — сужденье о конфликте меж сообществом и индивидумом — высказывают Ж. Делез и Ф. Гваттари. Причина расстройства — невроза либо психоза — постоянно в желающем производстве, в его отношении с публичным созданием, в его отличии по режиму либо конфликте с сиим созданием, в тех модусах инвестирования публичного производства, тот или другой реализуются желающим производством[12].
Ежели распространить сужденье отца психоанализа на современную реальность, для тот или другой отличительна, как отмечается[13], гегемония массовой культуры утилитарного и потребительского нрава, то можнож придти к очень увлекательным заключениям. Как понятно, культура употребления делает устойчивый эталон гедонистической направленности, сообразно тот или другой человек соответствен устремляться к роскоши, — располагать высокооплачиваемую службу, владеть драгоценным каром популярной марки, и при всем этом не напрягать себя интеллектуальным (и вообщем каким-или) работой. Современный массовый человек выдается духовной зависимостью и рвением к новеньким и новеньким веселиям и удовольствиям[14], и эту зависимость от промышленности веселий заслуживает разглядывать как продукт репрессивной деятельности заключительной на субъекта, а угнетение схожей зависимости — шаг на пути к свободе[15]. Развлекательные умонастроения, гедонистические ценности подчиняют субъекта, сооружают его одномерным. Настоящие предпосылки глобальных публичных явлений в политике, культуре и вообщем во цельной социальной жизни, как и сами эти явления, прекращают жителей нашей планеты интересовать; заместо их громадную долю интереса занимают симулякры, минимизирующие когнитивные усилия. Массы убеждены в том, что жизнь кратка, а поэтому ее не заслуживает растрачивать попусту — на политические баталии, на воплощение иллюзорных желаний и отстаивание гуманистических ценностей. Жизнь нужно заполнять веселиями, наточенными чувствами, пылом, экстримом, адреналином.
В чем-то этот эталон схож на известную южноамериканскую мечту; вероятно, действие Голливуда сделало и у нас определенную ценность. По последней мере, уважаемыми героями выступают персонажи массового искусства — тиражируемых кинофильмов, книжек и т. д. Слияние культуры с весельем, по воззрению Мтр. Хоркхаймера и Т. Адорно, приводит как к деградации культуры, так и одухотворению развлечения[16]. Другими словами, сообразно этакий замене тезисов на участок духовного делается веселительное, высшее и низшее изменяются там-сям. В итоге соприкосновение малообразованного и эстетически неразвитого жителя нашей планеты с высочайшими культурными образчиками, не прибывающими на теперешний задевай культовыми, может вызвать реакцию отвержения, омерзения и недопонимания. Р. Барт утонченным образом осмеивает критическую позицию невежд, где объектом критики будет то, что они осознать не могут. Этакий критик, сознаваясь в непонятливости, колеблется в ясности творенья, на тот или иной обращен его взор. Он идет принципу Я не разумею — следовательно, вы идиоты. Для вас не разъяснить философов, а вот они вас объясняют[17], — не без части драматичности черкает создатель Мифологий. От себя добавим, что презрительное отношение масс к той культуре, возвышенностей тот или другой их мышление не добивается, безукоризненно бездоказательно. Это отношение поддается чисто психическому изображению (чувство общности со близкой группой как своими с одновременной нелюбовью к другим, итог некоего вытеснения понимания близкой интеллектуально-эстетической неполноценности), но при всем этом лишено точных оснований, тот или другой могли бы обеспечить ему право на существование.
Литр.. И. Чинакова выделяет три нравственные агрегата жителя нашей планеты, связанные с ублажение его потребностей: 1) аскетизм, 2) гедонизм, 3) гармоничное развитие личности[18]. Заметим, соглашаясь с Литр.. И. Чинаковой, что аскетизм и гедонизм как две крайности, идут вразрез с гармоничным развитием личности, и бранное с ими несовместимо. Но в чем все-таки содержится масскультурная аскеза?
Призывы к самоотречению исходят сверху, от муниципальных структур. Власть имущие, тот или иной никак не обвинишь в аскетизме, достаточно плотно со близких трибун призывают люд расстаться с крайними ценностями ради восстановления Рф, празднества свободы, роста производства и т. д. Апеллируя к патриотизму, не пробуют ли они в очередной разов обокрасть и без того нищий люд? Не приходят ли пропагандой аскетического стиля жизни неизменные призывы властвующей верхушки к терпению и жертвенности, иногда люд месяцами не зарабатывает заработную плату? В совместном, со сторонки административной элиты наблюдается определенная амбивалентность; проживая в роскоши, номенклатура призывает от средних людей не то чтоб отказа от роскоши (какой у их никогда и не водилось), а полного неименья рвения к богатству. Эти призывы и запроса можнож отважно именовать аморальными, меркантильными и двуличными, так как они исходят от жителей нашей планеты, не зачисляющих схожий стиль жизни и не желающих его самим для себя. При этом таковая ситуация наблюдается не только лишь на данный момент — в эру современной массовой культуры и теперешнего постиндустриального сообщества. Обращая взгляд на наше недавнее прошедшее — пора существования Русского Союза, — мы вспоминаем доминирующий тогда эталон светлого будущего, тот или другой повсевременно кормили святой люд и в угоду тот или другой призывали к самоотречению во имя коммунизма. Конкретно на это показывает именитый лозунг личное — ничто, публичное (сообразно, государственное) — все. На самом деле же этот эталон являл собой продукт мифотворчества, реализуемого именно для того, чтоб массы, находясь в неизменном ожидании ясных смен, продолжали трудиться на благо государственности. Совместно с тем этот миф счастливо нейтрализовал всяческие революционные порывы, потенциально вероятные снизу.
Беря во внимание схожую форму гос политики, призывающую люд к аскетизму, — с одной сторонки, — и специфику современной массовой культуры, проповедующую гедонизм, — с второй, можнож придти к заключению о разновекторности содержания их действий. Все же, культурная массовизация и почти все нюансы внутренней гос политики не поддаются открытому противопоставлению, а быстрее навыворот, дополняют друг дружку в успехе массовых манипуляций.
Но вправду ли аскетизм и гедонизм приходят противоположностями? Природно, в теоретических умопостроениях значения этих понятий безусловно друг дружке противоположны. Но на практике — в реалиях нынешней реальности — предоставленные крайности сходятся.
Аскет — кто же это этакий? По замечанию Ф. Ницше, он нуждается в цели — и он предпочтет быстрее жаждать Ничто, чем ничего не хотеть[19]. Иными словами, аскет не то чтоб лишает для себя в близких нуждах и вожделениях, а быстрее он отвергает для себя в интересах — конкретно в культурных интересах. Если б мы так, что аскет не жаждет ничего, то мы перегнули бы палку. Экое преувеличение не может располагать участок ровно так, как не может жить жителя нашей планеты без потребностей и вожделений. Аскет — это не тот, кто ничего не ест, а тот, кто ест черствый хлеб из отрубей, бульон заместо супа, кашу на воде. Все же человек без культурных интересов жить может (либо, по последней мере, они могут иметься у него развиты так, что позволительно водилось бы разговаривать о их неимении). И разве нельзя в неком роде современного массового жителя нашей планеты, гедониста, исходя не из материального контекста, к тот или другой сводится китч-культура, а конкретно из фактически культурного, духовного, именовать аскетом? Разве не отвергает для себя этот человек в удовольствии наслаждаться истинными твореньями культуры и искусства, предпочитая пичкать себя дешевеньким ширпотребом? Конкретно в этом и проявляет себя его аскетическая направленность. Эким образом, всего ничего поиграв словами, значения тот или иной обычно рассматриваются как противоположные, обладает смысл чуть ли не выдвинуть заключение о их близости. Но мы не станем заглядывать так далековато, чтоб констатировать схожий заключение в его бесспорной истинности, так как он будет сразу как верным, так и фальшивым. Осматривая какое-то явление, тот или иной можнож охарактеризовать спустя призму бинарности гедонизм-аскетизм, нужно исходить из определенной контекстуальной области, а не перемешивать различные контексты. Так, ежели мы обращаемся к сфере материального, то, бесспорно, массовый человек бытует как гедонист, желающий больших удовольствий и готовый уплачивать за их громадные средства, так как удовольствия ему необходимы необыкновенные, необыкновенные и дорогостоящие. Но ежели мы берем во интерес область духовного, то этот самый mass-man приходит нам в внешности самого что ни на глодать аскетичного аскета, кормящегося отклонениями с барского стола, отбросами культуры и искусства, физиологизирующего свойское удовольствие (эталоны и ценностные агрегата), а не одухотворяющего его. Эким образом, с одной сторонки он принадлежит материальной элите, а с второй же — бездуховной черни.
Сообщество употребления различает материальный гедонизм и непринужденным образом с ним связанное следование неподлинному принципу иметь, противопоставленному подлинности бытия, явление несвободы жителя нашей планеты от вещей[20]. Располагать драгоценную квартиру с большущим метражом, машинку новомодной марки, загородную дачу для роскошного отдыха и т. д. — ценности, свойственные потребительскому стилю жизни, предметы употребления, с тот или другой их владелец практически идентифицируется: я — это то, чем я владею. Обладание каром — это свидетельство о гражданстве; водительские права служат дворянской грамотой для новой моторизованной знати[21]. Но как субъект владеет определенным объектом, так и объект делается владельцем субъекта. Идентифицируя свойское я со близкой собственностью, в случае утраты заключительной человек утрачивает себя, потому что его чувство идентичности основано на факте обладания объектом, в чем и содержится диалектичность взаимодействия раба и хозяина, тот или другой способны изменяться там-сям. Субъект, эким образом, сам делается вещью.
Природно, у жителя нашей планеты глодать потребности, и ничего отвратительного и предосудительного в этом нет. Но иногда эти потребности перебегают за рамки всякой мудрой меры, человек утрачивает настоящее существование, разменивая его на предметы обладания и употребления. Это те предметы (средства, квартира, машинка, слава, власть), с тот или другой отождествляет свойское Я, а поэтому даже не препровождает свойское существование без их.
Гедонизм современной массовой культуры оказывает негативное воздействие на субъектные свойства индивидума, что соединено с редукцией духовных эталонов. Понижение интеллектуального степени, по воззрению А. В. Аврамова, вызывает редукцию больших духовных эталонов в материальные ценности[22], что и наблюдается в современном сообществе. Но также обладает значение понижение не только лишь интеллектуального степени, да и нравственного[23]. Так, по замечанию О. А. Богдановой, постоянно можнож пожертвовать высочайшими ценностями — этакими, как дружба и любовь, — ежели они грозят высшей ценности — материальному процветанию[24]. В сообществе, где ключевой целью людского бытия выступают средства, честь обменивается на бесславие, правда — на ересь, люди стают средством для заслуги политического и экономического благоденствия элит, жизнь же для правдивых жителей нашей планеты делается нестерпимой[25]. Окончательно, мысль о том, что меркантилизм и культивирование богатства обладают под собой развратные основания, очень банальна. Но, в ее продолжении так, что сообщество употребления не только лишь развратно, да и беспринципно. Как теснее водилось замечено, ежели принципы грозят материальному достатку, то они прекращают иметься собственными принципами. Недаром молвят: дружба за средства — это бизнес, любовь за средства — это проституция. А что все-таки экое беспринципность, ежели не неименье субъектной позиции, целостности мировоззрения? Неслучайно Н. Ю. Беляев в внешности ключевой задачи современного жителя нашей планеты усматривает его бескачественность, бессубъектность и вещность, в то пора как субъектностью заместо него наделяются средства, тот или другой человек обладает[26]. Навязанные человеку СМИ и потребительской культурой потребности, тот или другой он считает близкими, средства, выступающие неподменным средством реализации навязанных потребностей, сами университеты манипулирования сознанием, производящие желающего субъекта, — все эти компоненты современного антропо-социально-культурного бытия приходят субъектами, но им не приходит сам человек, потребитель, консъюмер.
Тем более, нельзя забывать, что человек делается конкретно тем, кем жаждет замерзнуть. Ему дано право выбора, тот или другой он все в равной мере сознательно либо невольно пользуется. Но можнож отрешиться от выбора (тем — отказом — его совершив) и обречь себя на безответственное существование, отдавшись наружным тенденциям — моде, квазиидеалам и т. д. Ведь плыть по течению — это тоже выбор, это принятие вывода не зачислять никаких выводов. Конкретно это рвение руководиться моделям и эталонам, тот или другой делают иллюзию расхождений и персонализации субъекта, свойственно современному сообществу употребления. Утерянный человек устремляется персонализироваться с поддержкой символов, комплектов различий, престижных вещей, визажистов, салонов красы, эстетики ночных клубов и тусовок, мерседесов и т. д., тот или другой не воссоздают особенность, а рушат ее в полной анонимности, потому что различие приходит по определению тем, что не обладает имени[27]. По Бодрийяру, человек, сближаясь с моделью, входя в зависимость от нее, отрицается от всякого настоящего различия, от единичности, а сам процесс употребления — создание искусственно умноженных моделей. Эти модели индустриально производятся СМИ, и персональность каждого обретает себя в следовании один-одинехонек и этим же моделям (к примеру, все девушки жаждали иметься схожими на Бриджит Бардо либо Мерилин Монро). Эким образом, так в продолжение идеи Бодрийяра, почти все я-идеалы, персональности как проекты сходятся в единичную точку, что теснее не дозволяет разговаривать о исключительности и отличии каждого от каждого.
Но человек может поступить и по-иному, чтоб сохранить себя, свойскую субъектность. Человек сам соответствен решить, подняться ему к вершинам духовной жизни либо уподобиться животному, жить в мире едва лишь комфортных, приятных, нужных вещей[28]. Субъект, чтоб сохранить свойскую субъектность, свойскую инаковость и единичность, соответствен отрешиться от безответственного и вздорного потребительства, последующего принципу иметь, а не быть. Путь к сохранению субъектных свойств — способность оставаться самим собой, независящим от стандартов моды, консъюмеристской идеологии и подходящих моделей-образчиков.
В сообществе, где происходит девальвация ценностных ориентаций, культура терпит крах. Не напрасно отмечается, что конкретно налаженность духовных ценностей — ядро социокультурного строя — описывает вид как цивилизации, так и культуры, и выступает базой разговора меж ними[29]. Эким образом, ценностные ориентиры выступают краеугольным камнем культуры и цивилизации.
Ж. Гранье именует ницшеанского последнего человека представителем современного сообщества употребления — явления пассивного нигилизма, в тот или другой человеческое существование уменьшено до веселого дрема и веселительной безответственности[30]. Массовая культура потребительского сообщества подпитывает и возделывает в потребителях ее продукции принцип наслаждения. При всем этом наслаждение употребления заменяет удовлетворенность творчества и труда[31]. А. Ф. Филатова приводит пример компьютерных игр, тот или другой занимательны для деток, но не обучают глубине мысли. Сюда же можнож отнести увлечение бульварным чтивом, кинематографией густого степени, псевдомузыкальной (называемой попсой) продукцией. Вообщем, общее искусство погружает жителя нашей планеты в трясину обыденности, вещизма, в мир непреображенных и непреображающих его переживаний и чувств[32]; сейчас целься искусства одна — получение удовольствия, наслаждения. Но получение наслаждения — это самый азбучный метод ухода от реальности, не вызывающий интеллектуального напряжения и сооружающий жителя нашей планеты пассивным и безмыслящим. Конкретно так описывают современную ситуацию исследователи; как на личном степени (единичного субъекта), так и на наиболее масштабном (сообщества в целом). Мещанский стиль жизни, возведенный в культ утилитаризм, фуррор каждый ценой, рвение к материальному достатку — непременные атрибуты современного культурного жителя нашей планеты. По нашему воззрению, невротиком человек делается из-за популяризации низменных ценностей, танатальных не только лишь в физическом, да и в духовном смысле, антагонистичных человекотворящим качествам. Не считая того, материальный гедонизм приводит к духовному аскетизму.
Как отмечается, миф о герое-эталоне придает смысл жизни массовому человеку, доставляя ему некоторые эталоны поведения и прививая к живущему соц порядку, а также приводит массы в движение; миф о герое называется формой мягенького насилия над умом субъекта[33]. Культивирование этакого эталона, сообразно тот или другой жить нужно богато, а само это материальное благосостояние обязано приобретаться бегло, без лишней напряженности и трудоголизма, приходит одной из обстоятельств преступности: человек устремляется к воплощению предоставленного эталона в согласовании с усвоенным сценарием — приобрести максимум, а сделать минимум. Живи в кайф, — декламирует реклама. — Бери от жизни все, живи играючи, ведь вы этого достойны. Возникает вопросец: за что благороден? За какие экие большие заслуги? Фразами, сходственно данной нам, усыпляется, во-основных, всяческий мотив к работе, а во-вторых, прославляется себялюбие жителя нашей планеты, беспристрастно ничем не подкрепленное. Легко благороден и все. Но ежели я не действую, так как благороден большего — ведь в телеке так молвят, а там метко знают, — необходимо разыскать где-то средства, чтоб покупать рекламируемый продукт; ведь я же его благороден. А где их разыскать? Остается только лишь преступность.
Релятивизация ценностей во многом должна несчастному эталону забавы. При этом необязательно в открытом смысле живи, играя!), да и в наиболее абстрактном. Есть в внешности забава ценностями. Почти все современные масскультурные бренды лоббируют ценности, искренне противоположные тем, в духе тот или иной воспитывались прошлые поколения. Природно, нельзя проговорить, что прошлые ценностные ориентации безусловно все без исключения заслуживали высочайшего аксиологического статуса, но все таки корпоративная их картина носила наиболее человекосозидающие цвета, чем сегоднящая. Так, в основание почти всех идущих в ногу со временем брендов закладываются идеи, противоположные ценностям упорства и работы. Ежели ранее стиль жизни по принципу Без усилий не выловишь рыбку из пруда был хватить отлично укреплен в публичном сознании, то сейчас произведение (необычно правдивый) быстрее высмеивается. Цепко хватаясь за потребителя, бренды отвоевывают аудиторию как приятель у приятеля, так и у семьи, школы и вуза[34].
Очередной ясный пример релятивизации ценностей — культ насилия на телевидении. Выглядело бы, мы издавна отвыкли от глуповатых боевиков с Ж.-К. Ван Даммом и Ч. Норрисом в ключевых ролях. Но, невзирая на эту кажимость, теперешние киноленты выдаются еще большущим цинизмом. Ежели в тех водилось только лишь насилие, то в идущих в ногу со временем к нему прибавляется к тому же искренний цинизм. И русский синематограф в этом плане не только лишь не отстает от западного, да и, достоверно, опережает его. Заслуживает только лишь направить интерес на экие киноленты, как Жмурки либо Груз 200 Окончательно, в этих фильмах можнож разыскать некоторое положительное содержание. К нему заслуживает отнести режиссерское рвение представить определенную (время от времени историческую) ситуацию во цельной красе (и даже с приукрасами), что передает созерцателю познание о каком-то нюансе реальности. К положительным нюансам такой кинематографии также касается ублажение потребности в так давать имя острых чувствах; заместо того, чтоб вносить в настоящую жизнь риск и опасность, превосходнее легко поглядеть соответственный кинофильм, ощутить ужас средством идентификации с персонажем, и остаться удовлетворенным данной нам компенсацией. Но постоянно ли искусство, проникнутое насилием, функционирует в этаком положительном компенсаторном русле? Природно, нет. И его антипроявлением быть может, навыворот, рвение воплотить в жизнь увиденное на экране. Заслуживает также в качестве околопозитивного нюанса предоставленной киноиндустрии выделить эпатаж, во многом противопоставляющий себя сентиментализму и кинобанальности. Но в целом это противопоставление не выходит за рамки того самого китча, снутри тот или другой находятся кинобанальность и мыльная сентиментальность. Генеральное — в сходственных фильмах насилие показывается так, что у созерцателя оно вызывает усмешку, другими словами происходит комедизация и эстетизация насилия и погибели. И где тут заканчивается юмор, где выслеживается сарказм и где начинается катастрофа? Нет определенной демаркационной полосы. Неименье этакого водораздела показывает на переоценку ценностей, но в какую страну она заводит?!
Окончательно, массовая культура не сводится только лишь к сходственным тенденциям: по телевидению время от времени демонстрируют отличные, благие киноленты, способные оказывать положительное воспитательное действие на сообщество. Все же аксиологическую забаву можнож узреть и тут — на образце сосуществования кинопроизведений, кардинальным образом выделяющихся родным заполнением, что может вести потребителя к этическому релятивизму, тот или иной смыкается с аморализмом[35]. Играться, жонглировать можнож далековато не хоть какими ценностями.
К тому же, как утверждается, содержание текстов массовой культуры, а также молодежной подкультуры часто совпадает с текстами криминальной подкультуры, что разговаривает о кризисном состоянии культуры вообщем, социальной и духовной деградации обитателя страны, а совместно с тем и росте преступности[36]. Ежели происходит (а это вправду происходит) криминализация культуры, иногда беззаконное искусство (так-называемый шансон, детективные романы и кинофильмы, романтизирующие преступность) и стиль жизни в целом входят в массовую культуру безо всякого противодействия заключительной данной нам интервенции, заслуживает задуматься о печальном прогнозе сравнительно предстоящего развития масскульта и представленности субъекта в нем.
Но представители идеологии гламура и адепты потребительского мировоззрения могут нам ответить, что жажда растрачивать и брать не возбуждает соблазн незаконных действий, а, навыворот, провоцирует к проф росту. В каком-то смысле они будут правы, выгораживая ту идеологическую позицию, тот или другой придерживаются сами и тот или иной насаждают сообществу. Но чуть ли можнож придумать благородное извинение тому факту, что повальный консъюмеризм ведет к утилитарному отношению к жизни в вред духовному и истребляет в человеке его природные здоровые потребности, связанные с духовным ростом и самоактуализацией.
По воззрению Э. Фромма, отменная приспособленность часто достигается за счет отказа от себя, от близкой личности[37]. Это явление, как нам представляется, обладает участок в основную очередь при адаптации индивидума к китч-культуре, иногда величайшая приспособленность редуцирует его субъектные свойства, что и величается конформизацией, зачисляющей негативное значение для субъекта.
Можнож проговорить, что массовая культура (необычно китч) сформировывает гедониста, главная направленность тот или другой — фрейдовский принцип удовольствия (а не действительности). Представляется, что современный масскульт быстрее не ограничивает жителя нашей планеты, а обращает его жизнедеятельность на реализацию этого эталона, быстрее разговаривает не о том, что мастерить нельзя, а о том, что мастерить нужно. В этом смысле приметно отличие от фрейдовской теории, сообразно тот или другой культура веет в для себя сумму ограничений, жаждая это отличие некординально.
Заслуживает также отметить, что этот эталон, райская жизнь, быстрее представлен в внешности статичного состояния, в то пора как настоящий субъект соответствен повсевременно развиваться в процессе жизни и не останавливаться на достигнутым. Эталон обязан быть постоянно недосягаем, и это нормально; родным существованием в сознании субъекта он доказывает крайнего на саморазвитие, на рвение затмить самого себя, двигаться от актуального (наличного) Я к возможному. Ежели же представить, что субъект достиг этого эталона как окончательной цели, его субъектные интенции остановятся, атрофируются, так как они способны проявляться только лишь при наличии препятствий, вызывающих преодоления. Как строчил Х. Ортега-и-Гассет, человеческое существование подразумевает не пассивность, а борьбу с трудностями[38], и мы однозначно согласимся со словами испанского философа. Существование прецедента заслуги целостнее без борьбы порождает уверенность в вероятности свободной жизни и рвение к ней.
Эталон, определенный чертеж себя (ежели он связан конкретно с саморазвитием), ежели и достижим в возможном и актуальном смысле, затем его заслуги беспременно соответствен смениться вторым эталоном. И тогда человек обращает родные усилия на реализацию теснее что-то иного, но также главного для него собственно. Либо это быть может не что-то второе, а наиболее высочайший степень предшествующего. В основном случае эталоном может выступать умение легко обладать английским языком. И иногда человек овладевает им, он переключает интерес на вторую область достижений; к примеру, выучив британский, он ставит для себя целься освоить какую-нибудь доп специальность (жаждая она совсем может не иметься связанной с языками). Во 2-м случае, заработав диплом философа, человек не удовлетворяется достигнутым и поступает в аспирантуру на философскую специальность. Конкретно в этом — в неизменном наличии целостнее и эталонов, в стремлении к изменению себя — и заключен смысл существования жителя нашей планеты. Без их субъект лишается путей развития. Но коль быстро пребыванье экзистирует так, что в нем легко нет преимущественно несостоявшегося, оно сходу стало теснее-не-пребываньем, — черкает Мтр. Хайдеггер. — Отнятие бытийной недоимки значит ликвидирование его бытия. Пока пребыванье как сущее глодать, оно близкой целости никогда не достигло. Добудь она ее все же, и добыча станет открытый потерей бытия-в-мире. Как сущее оно тогда никогда теснее преимущественно не узнаваемо[39]. Схожее выражение мы обретаем и у Ортеги: и ежели кто-то не способен захотеть самого себя, так как у него нет четкого понятия о том себе, тот или другой он жаждал бы выполнить, то у этакого индивидума глодать только лишь псевдожелания, бледноватые отзвуки каких-то поползновений, лишенные множества и подлинности[40]. В совместном, у жителя нашей планеты постоянно обязан быть образ имеющегося себя, чертеж меня во времени, хорошего от меня сейчас. Это отличие, дистанция, делящая 2-ух меня, будет ознаменовать неименье целостности, так как, по факту ее пребывания вообщем мы соответственны признать, что нет тождественности меж человеком теперешним и его образом имеющегося себя. А нет тождественности, нет и цельности. Но эта ацелостность, атождественность и глодать в принесенном случае стимул, водящий в перспектива и освобождающий субъекта от точки своей истории, от затвердевания в состоянии личного безвременья. Тут кроется диалектичность людского развития: обретая некоторую целостность, субъект соответствен ее утратить ради заслуги целостности наиболее высочайшего степени. И так далее субъект поднимается выше и выше, преодолевая одну ступень за второй, так и не достигая вершинного акме, так как его нет. Но глодать процесс, и в нем — в процессе — кроется цельный смысл.
Природно, в идущих в ногу со временем критериях далековато не каждый юноша способен достичь несчастного потребительского гедонистического эталона, так как совместное материальное благосостояние масс не подходит его реализации. В этаком случае — в чем и заключена аналогия с теорией Фрейда — формируется невротик, тот или иной устремляется замерзнуть богатым и уважаемым в сообществе, пробует во что бы то ни стало подходить предоставленному эталону, но у него это не выходит, что соединено в большей степени с нехваткой денежных ресурсов. И возникает классическое фрейдовское противоречие меж принципом удовольствия и принципом действительности: главный призывает 1-го, а 2-ой ограничивает в достижении эталонов основного. Также этот парадокс, встречаемый форму внутриличностного конфликта, можнож разъяснить с позиции диспропорционального соотношения Я-реального и Я-идеального, где основное не может приблизиться ко второму, и хранимая меж ими дистанция рождает фрустрацию и отчуждение. Тем более, какую бы модель разъяснения предоставленного парадокса мы ни брали, сущность остается одна — массовая культура (в большей степени китч) со близкими ценностями и нормами конституирует невротика. Развитие современной цивилизации, по утверждению Грам. Лебона, сделало у жителя нашей планеты массу потребностей, но не пустило ему средств для их ублажения; конкретно так в душах явилось всеобщее недовольство[41]. О схожем явлении черкает Р. Генон. Современная цивилизация нацелена на творение искусственных потребностей, и делает она их преимущественно, чем способна удовлетворить; а чем преимущественно потребностей, тем преимущественно возможность их неудовлетворения[42]. Как метко замечает О. С. Алейникова, в критериях современного сообщества обостряется конфликт меж ценностями и нуждами, тот или другой делают сми, и средствами их заслуги, в тот или иной почти все нюансы (политические, экономические и т. д.) кризисного сообщества ограничивают жителя нашей планеты: и разрыв меж вожделениями и вероятностями их воплощения рождает неудовлетворенность, ужас и чувство беспомощности[43]. В совместном, на этот разрыв, на противоречие меж нуждами и средствами их ублажения, вожделениями и вероятностями, указывают различные творцы — как иностранные, так и русские, как представители прошлой эры, так и современные.
Все же наши рассуждения могут показаться очень однобокими и вследствие этого вызвать последующего рода упрек: ежели культура делает для жителя нашей планеты эталон, тот или другой он не может достичь в актуальном бытии, это еще не повод оговаривать культуру в разработке невротика, — ведь эталон соответствен наличествовать в сознании каждого жителя нашей планеты, а по другому ему незачем и некуда будет развиваться. Да, одной из характерных необыкновенностей жителя нашей планеты от животного приходит рвение к развитию (ставить цели и достигать их, преодолевая тем прошлого себя), и только лишь зрелый человек способен перебегать в свойскую наиболее высшую ипостась методом преодоления проблем и препятствий. Человек без эталона — не субъект, не настоящая личность. Но закономерным образом встают две задачи.
Основная содержится в мудром соотношении Я-настоящего и Я-идеального, средством тот или другой перед субъектом заслуживает действительная потенциал методом прибавленья усилий, активности и самодетерминированности укоротить эту дистанцию. Ежели возвышенность запросов культуры не соотносима с истинными вероятностями субъекта, то движение к предоставленному эталону делается вздорным, и возникает необходимость снизить планку, поменять Я-идеальное (стратегия зрелой личности). В приятелем случае, при нежелании либо невозможности этакого конфигурации человек зацикливается на недоступном и уходит в невроз (стратегия незрелой личности). С одной сторонки, культура делает потенциал субъекту для самореализации методом преодоления проблем, а с второй — превращает субъекта в невротика (ежели трудности очень высоки). Тут мы лицезреем один-одинехонек из качеств двойственной природы действия культуры на субъекта — как его творение, так и его ликвидирование.
Иная тема заключена в понимании себя субъектом близкой жизни, тот или иной сам ставит впереди себя цели, смыслы и эталоны, а не ориентируется только лишь на массовую культуру как на референтное большая часть. Навряд ли можнож именовать в настоящем смысле субъектом жителя нашей планеты, интериоризировавшего культурные представления о самом для себя (настоящем и соответствующим) и встречающем их за родные, иногда наружная по отношению к человеку культура делается его внутренним цензором — инстанцией Сверх-Я; настоящий субъект обладает родные смыслы и ценности. Он характеризуется не только лишь умением достигать эталоны, да и без помощи других их ставить впереди себя, не растворяясь в запросах моды и не тратя родные усилия на погоню только лишь за материальными ценностями, запамятывая при всем этом о духовности. К тому же все-таки эталоны низших оболочек массовой культуры отличны от эталонов наиболее больших ватерпасов; 2-ые описывают себя как наиболее духовные, но они в наименьшей ступени действуют на публичное сознание, потому что китч-культура владеет большей широтой, чем, к примеру, арт.
Окончательно, тяжело провести светлую грань меж своими и навязанными извне ценностями. Постмодернизм, к примеру, не приемлет существование этакий границы, а именитый принцип внешнее спустя внутреннее хоть и встречает существование своих ценностных ориентаций, но подразумевает, что вначале они появились на основанию культурных норм и традиций, тот или другой интериоризировались и модифицировались индивидумом. Этот принцип представляется нам наиболее оптимистичным, чем воззрения постмодерна, и все-таки не выслеживается вероятности верно поделить свои и снаружи-культурные ценностные ориентации, так как массовая культура в любом случае оказывает на каждого из нас свойское воспитательное воздействие и в той либо другой ступени закладывает в наше сознание определенные ценностные ориентации и модели поведения. Личное и публичное, собственное и культурное — неприятели, повсевременно встречающиеся меж собой в противоборстве, завершение тот или другой пока невероятно узреть.
Воздействие современной массовой культуры на субъектность намного труднее поддается исследованию, чем, к примеру, воздействие культуры русского периода на субъектные свойства личности. Современный масскульт выдается от русского не только лишь ступенью авторитарности по отношению к персональному субъекту, да и ступенью целостности. Ежели предшественница современной массовой культуры водилась внутренне целостна, о чем свидетельствует единичная налаженность запросов и норм, предъявляемых хоть какому члену сообщества самостоятельно от его возраста, степени образования, рода деятельности и т. д., то сегодняшний масскульт максимально разношерстный. Окончательно, гедонизм, о тот или другой мы разговаривали выше, можнож разглядывать как общекультурную ценность, да и она выслеживается не в каждой количества тела современной массовой культуры: это наиболее молодежная ценность, к тому же подходящая в генеральном китч-культуре. На данный момент масскульт выдается предельной разношерстностью и в неком роде противоречивостью, что затрудняет его исследование как целостного явления и не дозволяет нам констатировать его однонаправленное воздействие на субъектность. Также и возделываемые им нормы и ценностные ориентации нельзя обобщить так, чтоб отдать им конкретную оценку сравнительно нрава их действия на субъекта. И даже ежели мы их закуем в рамки амбивалентности гедонизм-аскетизм, это обобщение не предоставит нам вероятности исчерпывающе осмотреть парадокс массовой культуры, так как, как выяснилось, не постоянно принесенную понятийную вязку можнож доставлять конкретно как амбивалентность. Но совместно с тем эта вязка предоставит нам одну (и чрезвычайно главную) из пары точек отчета, методологических оснований, отталкиваясь от тот или иной, массовая культура поддается осмыслению как целостный парадокс современной реальности.
Ильин Алексей Николаевич — старший педагог кафедры философии Омского муниципального педагогического института.
Ilyin Aleksei Nikolaevich — a senior lecturer of the Philosophy Department of Omsk State Pedagogical University.
E-mail: ilin1983 (at) yandex.ru
[1] Володина Литр.. В. Конструирование действительности средствами массовой коммуникации // Русская массовая культура точки ХХ века. Вещества законченного стола. 4 декабря 2001 грам. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество. 2001. С. 27-29.
[2] Иванова Р. А. Культура масс либо культура для масс? // Русская массовая культура точки ХХ века. Вещества законченного стола. 4 декабря 2001 грам. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество. 2001. С. 71-72.
[3] Луговой А. А. Массовая Культура: Наша родина-Запад // Русская массовая культура точки ХХ века. Вещества законченного стола. 4 декабря 2001 грам. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество. 2001. С. 114.
[4] Маркузе Грам. Одномерный человек. Мтр. : Ермак, 2003. — 342 с.
[5] Бабушкина Д. А. Осознание в структуре заботы о для себя: обреченность на осознание // Философские и духовные задачи науки и сообщества. VII СПб Ассамблея юных ученых и профессионалов, междисциплинарный семинар 23 ноября 2002. СПб., 2002. С. 51-57.
[6] Курбанов Мтр. Грам. О духовном насилии над истиной в социально-образовательном дискурсе // Образование и насилие. Сборник статей / Под ред. К. С. Пигрова. СПб. : Издательство Санкт-Петербургского муниципального института, 2004. С. 46-53.
[7] Климова Литр.. Е. Массовая культура и личность. Автореф. дисс. канд. филос. наук. Ставрополь, 2005. — 27 с. С. 10.
[8] Кениспаев Ж. К. Задачи институализации философии сознания: монография. Барнаул : Изд-во ААЭП, 2007. — 212 с.
[9] Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Фрейд З. На той стороне принципа удовольствия. Я и Оно. Неудовлетворенность культурой. СПб, 1998. — 256 с. С. 136-243.
[10] Фрейд З. Перспектива одной иллюзии // Сумерки богов / Сост. и общ. Ред. А. А. Яковлева. Мтр. : Политиздат, 1990. С. 94-142.
[11] Сантим.. Философия культуры. Становление и развитие. СПб. : Издательство Лань, 1998. — 448 с.
[12] Делез Ж., Гваттари. Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург : У-Фактория, 2007. — 672 с. С. 204.
[13] Кениспаев Ж. К. Указ. соч.
[14] Валевич Е. С. Массовый человек как патология современного сообщества // Омский научный вестник. 2008. 1 (65). С. 145-147.
[15] Маркузе Грам. Эрос и цивилизация // Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального сообщества / Грам. Маркузе. Мтр. : ООО Издательство АСТ, 2003. — 526 [2] с. С. 9-250.
[16] Хоркхаймер Мтр., Адорно Т. Культуриндустрия. Просвещение как обман масс // Хоркхаймер Мтр., Адорно Т. Диалектика просвещения. Мтр. : Издательство Медиум, 1997. С. 149-209.
[17] Барт Р. Слепонемая критика // Барт Р. Мифологии / Пер. с фр., вступ. ст. и коммент. С. Н. Зенкина. Мтр. : Изд-во им. Сабашниковых, 1996. С. 80-82.
[18] Чинакова Литр.. И. Онтология потребностей: монография. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2008. — 96 с.
[19] Ницше Ф. К генеалогии морали / Ницше Ф. Избранные творенья. Мтр. : Просвещение, 1993. С. 377-512. С. 451.
[20] Сантим.. Бодрийяр Ж. Налаженность вещей ; пер. с фр. и вступ. ст. С. Зенкина. Мтр. : Рудомино, 1999. — 224 с.; Фромм Э. Располагать либо иметься. Мтр. : Прогресс, 1990. — 336 с.
[21] Бодрийяр Ж. Налаженность вещей ; пер. с фр. и вступ. ст. С. Зенкина. Мтр. : Рудомино, 1999. — 224 с.
[22] Аврамов А. В. Смена научных парадигм в концептуализации парадокса массовая культура // Автореф. дисс. канд. филос. наук. Большой Новгород, 2007. — 21 c.
[23] О беспринципности и добронравной малосодержательности экономического человека сантим..: Малашхия Грам. От жителя нашей планеты экономического к человечному: критический взор на современную экономическую налаженность // Перспективы жителя нашей планеты в глобализирующемся мире / Под ред. В. В. Парцвания. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество, 2003. С. 278-318; Фромм Э. Располагать либо иметься. Мтр. : Прогресс, 1990. — 336 с.
[24] Богданова О. А. Процесс секуляризации и кризис личности в западной культуре XX века: Монография/ Рост. гос. экон. унив. Ростов на дону-н/Д., 2001. — 108 с.
[25] Горозия В. Е. Тема отчуждения жителя нашей планеты в учении Карла Маркса // Человек. Правительство. Глобализация: Сборник философских статей. Выпуск 3 / Под ред. В. В. Парцвания. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество ; Тбилиси : Институт политологии АН Грузии, 2005. С. 98-117. С. 99.
[26] Беляев Н. Ю. Death of money // Studia culturae. Вып. 1. Альманах кафедры философии культуры и культурологии и Центра исследования культуры философского факультета Санкт-Петербургского муниципального института. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество, 2001. С. 154-162.
[27] Бодрийяр Ж. Сообщество употребления. Его легенды и структуры / Пер. с фр., послесл. и примеч. Е. А. Самарской. Мтр. : Культурная революция ; Республика, 2006. — 269 с. С. 119.
[28] Буачидзе Т. А. О направлении жителя нашей планеты. Специфичность философского рассмотрения задачи рекомендации жителя нашей планеты // Перспективы жителя нашей планеты в глобализирующемся мире / Под ред. В. В. Парцвания. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество, 2003. С. 14-20. С. 18.
[29] Каландия И. Д. Налаженность общечеловеческих ценностей в динамике и разговоре цивилизаций в критериях глобализации // Человек: соотношение государственного и общечеловеческого. Сб. субстанций интернационального симпозиума (грам. Зугдиди, Грузия, 19-20 мая 2004 грам.) Выпуск 2 / Под ред. В. В. Парцвания. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество, 2004. С. 111-123.
[30] Гранье Ж. Ницше. Мтр. : АСТ ; Астрель, 2005. — 158, [2] с.
[31] Филатова А. Ф. Этический взор психолога на задачи воспитания и образования в современном русском сообществе // Гуманитарные исследования: Ежегодник. Вып. 12. Межвузовский сборник научных произведений. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2007. С. 107-112. С. 107.
[32] Там же.
[33] Туркина В. Грам. Мифологема героя и общее сознание. Автореф. дисс. канд. филос. наук. Саратов, 2001. — 18 с.
[34] Сантим.. Запесоцкий Ю. А. Бренд как фактор эволюции современной массовой культуры // Вопросцы культурологии. 2009. 11. С. 56-58.
[35] Сантим.. Щавелева Мтр. Б. Некие нюансы воздействия массовой культуры на публичное сознание // Вопросцы культурологии. 2009. 8. С. 78-80.
[36] Катин В. И. Криминальный романтизм как явление культуры современной Рф. Автореф. дисс. канд. культурологии. Саратов, 2007. — 22 с.
[37] Фромм Э. Бегство от свободы. Мтр. : Прогресс, 1990. — 272 с.
[38] Ортега-и-Гассет Х. Размышления о технике // Ортега-и-Гассет Х. Избранные работы. Мтр. : Издательство Цельный Мир, 2000. — 704 с. С. 164-232.
[39] Хайдеггер Мтр. Бытие и пора. СПб. : Наука, 2002. — 452 с. С. 236.
[40] Ортега-и-Гассет Х. Размышления о технике // Указ. соч. С. 194.
[41] Лебон Грам. Психология народов и масс. СПб. : Макет, 1995. — 316 с.
[42] Guenon R. La Crise du Monde Moderne. P., 1927. — 244 p.
[43] Алейникова О. С. Воздействие культурного кризиса на проявление общественного одиночества в современной Рф // Человек постсоветсткого места: Сборник субстанций конференции. Вып. 3 / Под ред. В. В. Парцвания. СПб. : Санкт-Петербургское философское сообщество, 2005. С. 69-75.

Posted in Экология человека by admin with comments disabled.