Обладают ли массы сознанием ?
В современной литературе, посвященной анализу масс, массовой психологии и массовому сознанию, нет ни одной занятия, в тот или иной не упоминались бы имена Грам. Лебона и Грам. Тарда, разработавших классическую базу в осознании массовидных явлений. При всем этом плотно отмечают, что Грам. Лебон кропотливо, микроскопически детально обрисовал специфику масс (З. Фрейд благодаря чему предлогу даже употребил слово живописал, располагая в облика захватывающую яркость в изображении Лебоном массы толпы).В современной литературе, посвященной анализу масс, массовой психологии и массовому сознанию, нет ни одной занятия, в тот или иной не упоминались бы имена Грам. Лебона и Грам. Тарда, разработавших классическую основание в осознании массовидных явлений. При всем этом густо отмечают, что Грам. Лебон скрупулезно, микроскопически детально обрисовал специфику масс (З. Фрейд благодаря чему предлогу даже употребил слово живописал, обладая в внешности захватывающую яркость в изображении Лебоном массы толпы). Произведения Грам. Тарда, против, располагают в большей ступени аналитический нрав.
Сообразно Тарду [18; 19] в основанию подражания лежит био рвение к воспроизводству, экономии сил (не заслуживает изобретать то, что теснее изобретено иными) и преодоления ограниченности единичного существования за счет деперсонифицированной причастности целому, сквозь повторение деяний, идей, словечек иными людьми. Сама сущность сообщества, считает Тард, — это отношение, сплоченность жителей нашей планеты средством подражания, а подражание — род гипнотизма. Человек, непременно, приходит соц животным. И его социальность, тот или другой вызывает умения подчиниться правилу, имелась бы непереносимой без возможности индивидума к внушению. В данной для нас свяновшеств путемзи конформизм — наиглавнейшее соц качество, творящее основание внушаемости и способствующее соединению жителей нашей планеты сквозь погружение их в неясный мир иллюзий.
Более густо задаваемые вопросцы со сторонки почти всех современников Грам. Тарда — В. Вундта, Э. Дюркгейма, Ф. Гиддингса, Мтр. Мтр. Ковалевского, П. Леруа-Болье, Ч. Ломброзо, Н. К. Михайловского и др. — имелись вопросцы о критериях перехода жителя нашей планеты толпы в состояние личности, о потенциала творческого обновления соц действий, ежели начальная конструкция теории гласит: сообщество как таковое базируется на внушаемости, подражании и конформизме жителей нашей планеты. Грам. Тард отвечал на эти вопросцы должно образом. Во-основных, у различных жителей нашей планеты есть различные ступени возможности к подражанию: у немногих больших личностей, обладающих близкой волей, эта ступень не так высока, как у большинства.
Во-вторых, надобно исходить из положения о том, что мир устроен на основанию деянья 2-ух разновидностей простых явлений. В органической природе это мутации и наследственность. В природе публичной — это изобретения и подражания. Человек-изобретатель нарушает порядок вещей. Человек, тот или другой подражает, этот порядок восстанавливает. Главный содействует изменениям, эволюции, 2-ой — циклической закономерности, традиции. Этаким образом, немногие выдающиеся люди изобретают что-то новое, а потом массы, подражая, укрепляют это новое, пространно распространяя его. Ввиду может быть различных ориентаций на различных персон как объектов подражания появляются социальные конфликты. Процесс распространения новшеств методом подражания происходит в внешности концентрических кругов, расходящихся от центра. Круг подражания устремляется к расширению, пока не натыкается на встречную волну, исходящую из иного центра. В итоге логических дуэлей оппозиция заменяется новейшей адаптацией, и целый цикл соц действий восстанавливается.
Основательные законы сообщества, сообразно Грам. Тарду, выражают три генеральных соц процесса: адаптацию, повторение и оппозицию. Эти законы есть в 2-ух обликах: логическом и внелогическом. Логические законы нацелены на разъяснение инноваций: обстоятельств распространения одних из их и затухания остальных, обстановки их сопоставимости и конфликта. Внелогические законы демонстрируют, как исполняется процесс подражания. Подчеркивая необыкновенность соц законов, обусловленную субъективной специфичностью людской жизнедеятельности, Грам. Тард пробовал в то же период изобразить их отношение с законами природы в их независимости от жителей нашей планеты. С одной сторонки, природа доставляет собою не попросту только лишь повторение, но повторение варьирующееся, а наш разум сформирован по ее образцу [19, c. 49]. С иной, — Законы логики представляются нам как выражения равенства либо, быстрее, эквивалентности верований при определенных определенных условиях [ 19, c. 55].
Объективацию субъективного Грам. Тард усматривал в действиях подражания, тот или другой есть по внелогическим законам и тот или другой можнож выявить средством социально-статистического способа. Ежели археологический метод социологии, сообразно Грам. Тарду, служит для исследования нововведений и образчиков, то социально-статистический — для поиска количественного выражения как массы распространения многообразных новшеств, так и их нрава (благосклонны они либо нет). Заслуживает особо отметить в данной для нас отношения, выглядело бы, факт противоречия в рассуждениях Тарда: с одной сторонки, он всегда подчеркивает психическую субъективность, иллюзорность мира масс, с иной — пытаясь выявить тут некую рациональность, логику, жаждая и специфическую, дает количественный (статистический способ) выражения этого мира, нивелирующий субъективные явления.
Ключ к заключению этого противоречия, как нам как будто, можнож отыскать в размышлениях Т. Шибутани [20] о специализированном процессе трансформации личного в его суррогат в критериях масс. В русле этих раздумий множество жителей нашей планеты, как и вообщем хоть какое множество, обрисовываемое в арифметике, устремляется к стиранию личных расхождений. В составе множества нет необходимости конкретного контакта единиц, веющего в для себя большой заряд неповторимости каждой из их. Все же множество жителей нашей планеты доставляет их специфическую унификацию. Т. Шибутани, отталкиваясь от позиции символического интеракционизма, отмечает: Одна из соответствующих черт массового сообщества включается в том, что почти все взаимодействия происходят в великом масштабе, сводя совместно тыщи жителей нашей планеты, чьи контакты приятель с друговыделено мной. — мтр по необходимости вторичны [20, с. 510] (выделено мной. — Литр.. Мтр.). Универсализация опосредованного общения сопровождается его символизацией и подразумевает суррогат, кажимость личного, как и всепригодного. На самом деле, в действиях сходственного рода порождается ситуативно-предметная зримость всепригодного вместе с ускользанием из внешности неповторимого, тот или другой оказывается неочевидным, приходя представителем не себя, а корпоративного.
И чем главным образом множество жителей нашей планеты, тем выше ступень субъективности и иллюзорности картины мира. Потому статистика в данном варианте не исключает, а свидетельствует о ситуации иллюзорного восприятия мира. Не считая учения о подражании и индивидуальности социальной логики, в работах Грам. Тарда хранится еще одна принципиальная конструкция для раскрытия природы толпы (массы). Идет речь о классификации массовидных явлений. Живет, сообразно Грам. Тарду, процесс перевоплощений от начального, простого, спонтанного и преходящего разновидности толпы к наиболее трудным ее образованиям — дисциплинированным и стабильным. Главный тип толп — это природные толпы. 2-ой — искусственные толпы. Отличие второго разновидности от главного состоит, во-основных, в существовании организации, вызывающей повиновения определенным правилам, тот или другой, в свойскую очередь, опираются на налаженность корпоративных верований. Во-вторых, характерным признаком искусственной толпы служит применение иерархии, признанной целыми членами организации.
Средством серии промежных ступеней масса поднимается от степени рудиментарного, мимолетного, аморфного скопления до степени организованного, иерархичного, неизменного соединенья. Более броский пример такового соединенья в религиозной жизни — монастырь, в светской — полк либо цех. Наиболее пространным образованием масс искусственного разновидности приходят церковь и правительство. Спонтанные толпы постоянно образуются под воздействием физического фактора, показных событий. Они формируются средством серии побуждений и поддерживаются благодаря серии мех-ских деяний и реакций: кликов, шествий, маршировки. Толпы организованные, против, формируются и развиваются под действием событий духовного нрава, меняются под воздействием верований и коллективных вожделений, методом линии подражаний, тот или другой сооружают жителей нашей планеты все наиболее схожими приятель на приятеля и на их совместную модель — на главаря либо предводителя.
Основное отличие искусственных толп от природных — крупная ступень возможности к подражанию. В таковых соединениях люди располагают главным образом сходства и любой из их глупо, практически фантастически подчинен совместному правилу. Ежели массы спонтанные, неизвестные, аморфные низводят умственные возможности жителей нашей планеты на низший ватерпас, то массы, в тот или иной царит определенная дисциплина, обязывают низшего подражать высокому — человеку необыкновенному и незаурядному. Грам. Тард, как и иной классик в исследовании масс — Грам. Лебон, убежден в том, что массы в их революционных движениях — небезопасны близкой непредсказуемостью. Все же, вводя в социальную теорию понятие искусственная толпа, Грам. Тард, в отличие от Грам. Лебона, подчеркивает: не многие массы препровождают опасность для стабильности и прогрессивного развития сообщества. Стихийно возникающие толпы — временные, они прибывают и уходят. У их нет стабильной структуры, чтоб смонтировать количества в целое и обеспечить преемственность. В соединениях искусственных толп указы, исходящие из центра, выполняются с тем большей неукоснительностью, чем посильнее рациональность подкреплена подражательными деяниями жителей нашей планеты.
И ежели идеи предводителей искусственных толп оказываются антигуманными и располагают деструктивный, а не созидательный нрав, то возглавляемые им
соединенья жителей нашей планеты оказываются особо небезопасными, так как они устойчивы во поры и очень организованы. Итак, сооружает заключение Грам. Тард, превосходства организованной толпы не столько в том, чтоб недопустить кавардака, а в том, чтоб умножить потенциала фаворита, распространяя его идеи наиболее упорядоченным методом. Этаким образом, организация трансформирует естественные толпы в искусственные. Все же и публика, невзирая на глядящую рациональность, на ее рассеянность в пространстве, обнаружена для внушения и подражания, для преувеличений, подвержена вспышкам эмоциональности. Нам тяжело согласиться целиком с теорией Грам. Тарда, все же нельзя не признать актуальность и эвристичность почти всех его идей, раскрытие тот или иной может содействовать уточнению природы массового сознания для предстоящего продвижения современной идеи на пути осознания природы социальной отношения жителей нашей планеты, как и возможности отдельного жителя нашей планеты контролировать воздействие на него сообщества.
Сначала идет речь о исследованиях Тардом значимости масс в формировании предназначенной логики конфигураций общественного. Современные исследователи парадокса масс — Грам. Грам. Дилигенский в службе Социально-политическая психология (Мтр., 1994), Б. А. Грушин в службе Общее сознание (Мтр., 1987), С. Московичи в монографиях Психология масс (Мтр., 1996) и Век толп ( Мтр., 1998), Д. В. Ольшанский в книжке Психология масс (СПб., 2001), С. Грам. Расправа-Мурза в родных бессчетных работах — они все единичны во сужденьи, что массы как очень взрослые общности жителей нашей планеты — ключ к познанию сообщества и жителя нашей планеты как общественного существа.
В литературе бранных лет, посвященной исследованию индивидуальности массового сознания, отмечается его ежедневный нрав, вплетенность в жизнедеятельность жителя нашей планеты. При всем этом, как правосудно отмечает С. Московичи, в идущих в ногу со временем соц теориях как правило никак не отражается тот факт, что в сердцевине сообщества находится масса, практически так же, как в скульптуре — дерево, и, имеясь неосознанной, она представляет из себя генеральной субстанция всех политических установлений, потенциальную энергию цельных соц движений [12, c. 109]. По близкому значению для сообщества людские массы Московичи сопоставляет с аристотелевской материей в том смысле, в тот или иной она рассматривается конкретно в качестве многовариантной потенциала в реализации определенных форм существования — как глина для гончара. Таковая способность масс связана с один-одинешенек из важных их параметров — нейтрализацией людской особенности. Непременно, и сейчас идеи Тарда о отношения разумного и нерационального, различия и повторения остаются актуальными для осознания начала и границ сознания в его переплетении с бессознательным. Так, в исследованиях безличного жителя нашей планеты эры постмодерна эти идеи (при этом со ссылкой на значимость идей Грам. Тарда) рассматриваются как главнейшие [см.: 5, c. 102, 103]. Смысловое поле, обозначенное Тардом для исследований предназначенной рациональности масс в внешности публики, поражает близкой глубиной и многоаспектностью.
Для нашей предмета сначала главны надлежащие идеи:
1) рациональность тем устойчивее и наиболее действенна, чем посильнее организованность и дисциплинированность жителей нашей планеты, доведенная на основанию внушения и подражания до автоматизма;
2) подражание постоянно вариативно и в множество варьирующего повторения в природе, и благодаря различным и переменявшимся во поры образчикам подражания, порождающим социальные конфликты, и из-за личного метода воссозданья общезначимого (не нечаянно Тард, определяя социальные законы сквозь равенство верований, потом слово равенство подменяет одно слово эквивавалентность [см.: 19, с. 55];
3) рациональность публики — это итого едва лишь зеркальное отражение, а вернее, имитация разумности жителя нашей планеты-творца. Все же это дозволяет умножить потенциала фаворита;
4) деперсонализированный человек публики, тот или другой подражает, укрепляет новое, пространно распространяя его, прививая к давнишнему и тем восстанавливает рациональность как порядок вещей, нарушенный человеком — изобретателем.
Не считая того, еще ожидает детализированного исследования, непременно, плодотворная мысль Тарда о сочетании разумного, нерационального, внерационального в идеях, сужденьях, верованиях и жаждах в критериях специализированным образом в этих вариантах живущего пространствавремени в его структурирующей функции [cм.: 19, с. 21, 56, 121 ]. Что идейно роднит Грам. Лебона и Грам. Тарда, так это рассмотрение масс не как продукта ослабления либо разрушения обычных рамок публичной жизни (что имелось отличительно для большинства их влиятельных современников в исследовании данной для нас предмета), а как некое соц сырье, тот или другой можнож сформировать разнообразным образом и из тот или другой средством перевоплощений появляются все публичные и
политические университеты. Из этого должно, что семья, церкви, публичные классы, правительство и т. д., тот или другой постоянно числились основополагающими общностями цельных соц явлений, по сути производны от массового метода актуализации корпоративного у жителей нашей планеты. При всем этом и Тард, и Лебон употребляли предпочтительно определения психология масс, душа толп, а не массовое сознание. И это не нечаянно.
Процесс конкретно в том, что классические исследования сообщества с уклоном в психологию, отталкивались от идеи, сообразно тот или иной все определенные социальные нормы, ценности базируются на базовых, трудных, во многом неосознаваемых агрегатах, возникающих на основанию исторического опыта крупных соединений жителей нашей планеты, фиксированного обобщенными знаковыми средствами культуры. Так, Грам. Лебон отмечал: под мудрой деятельностью личностей, публичных организаций лежит толща многоплановых, разноуровневых соц фактов, действий, тот или другой усваиваются главным образом средством массовой психологии в итоге громадной бессознательной работы, ускользающей от анализа. Почти все из того, что поддается логическому анализу, можнож уподобить волнам, прибывающим на поверхности океана выражением подземных сотрясений его дна, тот или другой нам неизвестны [8, с. 146].
Грам. Тард в поисках логики психических и соц явлений также считал, что ее основанием приходят исторически сложившиеся, глубинные верования и жажды. В данной для нас отношения он отмечает: Кроме неких первичных и неразложимых ингредиентов аккуратного чувства, лежащих, сообразно догадке под переплетающимися покровами прямых и бессознательных чувственных суждений все искренние явления, а следовательно, и все социальные явления, сочиняющие их следствие, сводятся к верованиям и желаниям [19, с. 17 ]. И как теснее отмечалось, разглядывая глубинные верования и жажды как объективированную сквозь механизмы подражания субъективность, Грам. Тард считает, что они полностью измеряемы математически и статистически — т. е. количественной мерой.
Итак, конфигурации верований и вожделений в страну повышений либо убавлений, положительную либо отрицательную измеримы не только лишь при многообразных состояниях один-одинехонек и такого же индивида, но даже у различных индивидов, так как во цельных вариантах они остаются по существу сходными меж собою [19, с. 17]. Этаким образом, соц логика базируется на эквивалентности и повторяемости верований. Соц логика, сообразно Грам. Тарду, подразумевает умение перебегать от одной идеи к иной, храня неизменным расстояние, отделяющее нас от истины либо заблуждения. Схематически эту задачку логики можнож представить в внешности передвижения по полосы окружности, всегда находящегося на один-одинехонек и том же расстоянии от центра. Точка центра окружности к тот или иной тяготеет разум в родных умственных эволюциях, грызть максимум верования, присущий так давать имя непринужденным восприятиям [19, с. 58]. Фаворит, большая личность, представ перед массами как эталон их Я, потом перебегает к их вроде бы втягиванию в себя. То, что он занимает одно и то же площадь в психологической жизни большого численности жителей нашей планеты, порождает сходство их реакций, единообразие эмоций, подобный строй их идей. В итоге складывается воспоминание коллективного сознания с совместной идеологией, живущего автономно.
Анализируя необыкновенность армейских масс и отталкиваясь от того, что подражание — первичная масса военного организма, Грам. Тард задается вопросцем: а что все-таки копируется в армиях? Ответ, тот или другой он обретает на собственный вопросец, состоит в должно: это воля и идеи управляющего. Конкретно они, распространяясь по цельной армии благодаря повиновению и восторженной вере, сооружают из сотен тыщ одну-единственную душу. Загадка и загадочность коллективной души состоит в том, что это многолико воплощенная душа фаворита. И это иметь отношение ко целым разновидностям масс. Сущность в том, что коллективная душа Грам. Тарда в правильном смысле слова исключает понятие коллективное сознание либо коллективные представления, тот или другой употреблял Э. Дюркгейм. Наиболее того, понятие коллективная душа Грам. Тарда различается и от понятия душа толп, тот или другой употреблял Грам. Лебон. Таковая душа, сообразно Грам. Тарду, в близкой индивидуальности и автономности реально не живет. Грызть только лишь душа идейного предводителя. А душа масс, ее психическое единство — это не что другое, как часто воссоздаваемый мир идей и эмоций фаворита.
По другому разговаривая, рациональность, предполагающая творчество и самосознание, в правильном смысле слова у масс отсутствует. Но нельзя ее отрицать однозначно: как слепок разумности творцов, фаворитов, необыкновенно усвоенной, она присуща публике, придавая логический вид ее деяниям. Этаким образом, Грам. Тардом и Грам. Лебоном был обозначен чрезвычайно принципиальный вопросец, остающийся актуальным и в следующих, и идущих в ногу со временем соц теориях: владеют ли массы умом и сознанием? Термин массовое сознание сейчас хватить густо употребляется в обществоведческой литературе, в публицистике, но также живет много создателей, тот или другой утверждают о некорректности этого термина, сменяя его иным — массовая психология.
Достаточно пространное употребление термина массовое сознание начинается потом публикации Восстание масс [13] и остальных работ Х. Ортега-и-Гассета. Современный интеллигентный человек, считал Х. Ортега-и-Гассет, вовлечен в заслуги цивилизации, в тот или иной на основное площадь выходят наука и техника так, что в культуре мышление стандартизируется, механизируется, духовных ценности заменяются предметными. При всем этом отмечается: массовый человек — это средний человек современного сообщества. И в век бурного развития науки и техники, обширной популяризации и доступности инфы Речь не о том, что массовый человек глуповат. Против, сейчас его умственные возможности и потенциала обширнее, чем иной раз-либо [13, c. 62, 63]. Интеллигентные массы в этих критериях не лишены сознания, но это сознание специализированного рода — оно мнимо самодостаточно. И наибольшая опасность для прогресса, утверждает Х. Ортега-и-Гассет, состоит в том, что массы обзавелись идеями, представляющимися культурой.
Один-одинешенек из важных причин усиления роли массового сознания в сообществе испанский философ считает интенсивный рост дифференциации наук. Он подчеркивает, что обычным представителем масс либо среднего жителя нашей планеты в век бурного развития науки и техники, приходит специалист — тот человек науки, тот или другой оказывается интеллигентным едва лишь по видимости, имеясь полным невеждой во целым, что не заходит в его специальность. Правильнее имелось бы именовать его ученым невеждой. И это следственно, что во цельных вопросцах, ему безызвестных, он поведет себя с амбицией знатока-спеца. Для него отличительны непризнание авторитетов, отказ покоряться кому бы то ни имелось.
Как разов эти люди, считает Ортега-и-Гассет, символизируют и в внушительной ступени исполняют современное господство масс, а их неправильная самоуверенность в родных познаниях приходит прямой предпосылкой убогости и ахинеи их мышления, оценок, деяний, что в целом ведет к деморализации Европы. Применительно к нашему поры эти идеи Ортега-и-Гассета не только лишь не утратили свойскую актуальность, да и завоевали доп значимость. Так, германский спец в области социологии познания П. Вайнгарт в книжке Причина истины? О отношении науки к политике, экономике и массмедиа в сообществе знания [23] разговаривает о развивающейся науке как о один-одинехонек из могучих причин, влияющих на массовизацию как сознания научного общества, так и сообщества в целом. Синтез наук, интердисциплинаризм порождает научно-политический популизм.
Коммерциализация и приватизация познания больше вытесняют базовое, элитарное, теоретическое познание промышленным исследованием и наукой частнорыночного эталона. В обратном действии масс на науку П. Вайнгарт отмечает опасность ускоряющегося роста тенденции имитации научного познания. Итак, общее сознание не отделено от научного непроницаемой стенкой. Их симбиоз приводит к тому, что совместно с усилением роли масс в современном сообществе, природа тот или иной связана со рвением преодолеть людскую ограниченность, растет разочарование в потенциалах аналитического, преднамеренно работающего сознания. Все посильнее проявляет себя тенденция гуманитарной идеи считать: ввиду ограниченности людского сознания идет признать водящую роль безличных и неизвестных публичных действий, благодаря тот или другой индивиды делают нечто большее, чем доступно их осознанию.
Непременно, социокультурные базисные нормативы и ценности тесновато соединены с состоянием науки в сообществе на определенном историческом шаге ее развития. И сейчас, в критериях роста роли масс в сообществе в отношения с развитием науки и техники, обширной информатизацией народонаселенья планетки и нарастающими действиями глобализации не утратили собственного значения слова К. Ясперса, тот или другой чрезвычайно метко увидел: не заслуживает иметь отношение к науке очень сциентистски, не беря во внимание ее отношения с нерефлексируемыми соц действиями. Иной раз от науки ожидают заключения цельных заморочек, всепроникающего познания бытия в целом и подмоги во цельных бедах, она неминуемо предстанет для публичного воззрения как нечто глупое. Неправильная надежда приходит, по существу, научным суеверием, а следующее разочарование ведет к презрению Этаким образом, наука приходит, правда, знамением нашей эры, но в эком виде, в тот или иной она перестает иметься наукой [22, c. 111].
Сомнения в адекватности термина массовое сознание и заявка подмены его термином массовая психология располагает непосредственное отношение к тенденции отрицания водящей роли в жизни жителя нашей планеты сознания как такового по сопоставленью с бессознательным. Еще Грам. Лебон отмечал: психика жителя нашей планеты состоит из 2-ух количеств: сознательной и бессознательной. Сознательная число формируется в движение жизни. В зависимости от различных социокультурных критерий и от индивидуальности индивидов она по-различному представлена у многообразных жителей нашей планеты. Все же бессознательная число, имеясь врожденной, приходит совместной для цельных
и представлена в сообществе размеренно.
В массах люди устремляются вывести на главный план то, что их сближает, то, что у их грызть корпоративного. Любой из их свойское личностное и сознательное начало, тот или другой их делит и может привести к риску противоборства либо даже изгнания из общности, сводит к минимуму. Психическое единство толп (масс) обеспечивается конкретно сиим бессознательным, проявляющимся сквозь жажды, верования, традиции и т. п. Этаким образом, природа бессознательного
состоит сначала в том, чтоб цельных жителей нашей планеты уравнивать, обеспечивать их родовое единство. Это ключевая черта психики масс, следствием тот или иной приходят утрата личной сознательности, открытость инфецированию ощущеньями и идеями в каком-то один-одинехонек направлении, настроенность на спешную действенность, доведенную до автоматизма. Существование масс содержит в себе также и оптимальные сочиняющие, все же удачливость массовой деперсонализации подразумевает, что все массы соответственны иметься мобилизованы для высвобождения иррациональных тенденций.
Эта мысль психологии масс баста XIX — начала XX вв. сразу заработала большой резонанс. Политики замерзли уделять свое внимание на другие (в обход сознания) методы мобилизации жителей нашей планеты и управления ними. В социальной теории больше делалось приверженцев агрегата: сознание постоянно персонально, личностно. Бессознательное постоянно соединено с глубинной психологической тенденцией к соединению жителей нашей планеты в безусловную общность сквозь истирание их расхождений.
Эту идею потом развивал З. Фрейд, утверждая в занятиях, начиная с 1920-х гг., что сущность бессознательного состоит в том, что оно выражает исторически глубинную родовую общность населения земли. Отметим, что в большей либо наименьшей ступени все исследователи признавали наличие разумного причины в психологии толп (масс). Без данной для нас агрегата тяжело разъяснить потенциал перехода от бессознательного к осознанному состоянию жителя нашей планеты. Все же, соглашаясь с тем, что толпы мыслят, но по другому, чем отдельная личность, почти все из философов, социологов встречались с громадными трудностями и противоречиями в изъясненьи специфичности этого рода мышления. Так, Грам. Лебон, отмечая неименье рассудка, алогичность масс и сумасшествие их вожаков, все таки лицезреет в массовых движениях некую позитивную сверхразумность эволюционного процесса: Не с помощью рассудка, а плотнее итого кроме него родились этакие чувства, как честь, самоотвержение, религиозная вера, любовь к славе и отечеству, — чувства, тот или другой имелись до этого времени ключевыми пружинами всякой цивилизации [8, с. 236].
Мтр. Вебер [3] сначала категорически отрицал соц и сознательный (оптимальный) нрав подражательных деяний масс, так как, по его суждению, признаками общественного и разумного деянья приходили: 1) наличие субъективного смысла и 2) ориентация на остальных. У масс же он сначала не обретал субъективно подразумеваемый смысл, тот или другой связывал бы один-одинехонек индивидума с иным. Но позднее он прибывает к заключению, что все таки нрав массового движения в внушительной ступени поступает смысловыми агрегатами, тот или другой управляются сочиняющие его индивиды [см.: 3, с. 625-627]. Выделяя четыре вероятных разновидности общественного деянья — 1) целерациональное, 2) ценностно-разумное, 3) аффективное и 4) обычное, — Мтр. Вебер отмечает, что крайние два из их не приходят соц деяниями в правильном смысле слова, так как тут положенный в основание деянья смысл и осознанность как таковые отсутствуют. Зачем же аффективное и обычное деянье Мтр. Вебер все-таки относит к соц (и, следственно, разумному) деянию, жаждая и с оговоркой на его специфика?
Задаваясь вопросцем о рациональности веры и традиций, сопоставляя разумное и волшебное, Мтр. Вебер обращается к анализу религии. Необычно его интересует протестантизм как антитрадиционная религия, возлагающая на самого индивидума общение с Господом без посредников и без волшебного компонента с конструкцией на этические ценности. Рациональность данной для нас цивилизованной, с точки зрения Мтр. Вебера, религии состоит не в том, чтоб исполнять традиционные заповеди, а в том, чтоб совершать деянья, в согласовании с своим умом. При всем этом разумность поступает способностью жителя нашей планеты сооружать добрые дела. В процессе анализа парадокса религии Мтр. Вебер лицезреет единство ума (рациональности) и блага (этического) в том, что этическая конструкция также вызывает прохождения сквозь сознание индивидума, как и разумная.
Но распознаются разумное и этическое тем, что разумное деянье быть может нацелено и не этически, в то период как этическое может оказаться нерациональным. В окончательном счете, целесообразно-этический тип сознания в теории общественного деянья Мтр. Вебера раздваивается на формально-разумное начало и этику братской любви. А магически-обычное сознание разветвляется на иррациональную харизму и относительно-рациональную традицию. При всем этом формальная рациональность практически останавливается в оппозицию к евангельской этике. А харизматически одаренная личность потенциально хранит множество, тот или другой способна повредить традицию. В целом, сообразно Мтр. Веберу, в рационализации как всемирно-историческом процессе больше набирает сила тенденция вытеснения ценностно-разумного поведения в выгоду целерационального, при тот или иной теснее не веруют в традиционные культурные ценности, а только лишь в фуррор. В эту конструкцию Мтр. Вебера полностью укладывается мысль, однозвучная высказываниям Х. Ортега-и-Гассета о том, что в процессе научно-технического и потребительского развития сообщества магически-обычное сознание масс порождает относительно-разумную традицию, тот или другой, может быть, с течением времени воспримет вид формальной рационализации.
Размышления Мтр. Вебера о трудной природе разумного перекликаются с идеями Грам. Лебона и Грам. Тарда в том, что неважно какая рациональность следует в паре с иррациональным. При всем этом Грам. Лебон и Грам. Тард, разговаривая о тесноватой связи разумного и иррационального, сознательного и бессознательного, подчеркивали: устремляющаяся к максимуму формальная рациональность с неизбежностью оборачивается активизацией иррационального, тот или другой способно как к разрушению, так и к восстановлению ума, к обогащению его новенькими интенциями. Формальная рациональность и деперсонализированный человек — сопряженные феномены. При всем этом надобно учесть, что деперсонализация располагает три облика. Главный связан с программируемым поведением индивидума по разновидности автомата, 2-ой — с его деяниями, направленными, во-основных, на избегание программируемости (чтоб остаться незамеченным для соц дисциплинарных практик), во-вторых, — на адаптацию в критериях живо меняющейся и усложняющейся сферы обитания. В заключительном случае деперсонализация жителя нашей планеты — это адаптивный метод реакции на неопределенность перспектив конфигурации мира вокруг нас, невозможность его прогнозирования и планирования.
В-третьих, деперсонализация располагает площадь в великодушном следовании этическому долгу, удовольствии эстетического взора, мольбе и т. п. Подчеркнем, процессы деперсонализации жителя нашей планеты соединены с актуализацией многофункциональной сторонки сознания, тот или другой располагает феноменологическую природу: процесс субъективно-смыслового структурирования восприятия мира не рефлексируется, а вроде бы скрывается за готовым объективированным результатом данной для нас занятия — предметным содержанием. Еще Р. Декарт выделял в мышлении ту его страну, тот или другой Ego не контролирует и тот или другой действует механически. Мтр. Мамардашвили [11], анализируя картезианское открытие cogito, отмечал: Декартом был выявлен тот факт, что в фундаменте нашего мышления действуют какие-то ингредиенты, языковые, изобразительные и в то же период — конструктивные, ибо они конструируют, а не изображают смысл, не означают, а в первый раз его рождают [11, c. 273, 274].
Это очень подвижные сборки, сущность тот или иной сходственна зернам вещей, в тот или иной держатся сами вещи. В этом плане cogito Декарта — это практически каждый разов реконструкция критерий того метода либо состояния мышления, в тот или иной живет мир как содержание этого мышления. Конкретно Декарт в первый раз обрисовал событие порождения миром субъекта сквозь предметное содержание мышления. И это проявляется сквозь действенность мышления: то, что вы понимаете, можнож выяснить, только лишь начав что-то сооружать, черкать, сказать в общественном пространстве, тот или другой, отражая, отдает для вас все эти акты. Все же, вместе с вышеуказанным творческим конструктивизмом, Декартом признается и иной тип сознания — конструктивизм, исполняющийся механически, тот или другой занят организацией опыта, локализован в пространстве и поры и нуждается в моделях либо готовых схемах мыследействия. Как соединены меж собой эти два разновидности конструктивного сознания — творческого и механического?
Процесс в том, что первоакт не поступает. Разъяснение может быть, иной раз акт идеи теснее случился, т. е. post factum. На этом построена вся философия Декарта: первоакт не поступает. Некое разъяснение возникает едва лишь на шаге воспроизводства идеи: тогда-то и возникает потенциал закона и истины. Эта мысль Декарта может отыскать свойское плодотворное употребление к изъясненью точки пересечения ума творца и рациональности масс, тот или другой повторяя идею собственного кумира, действенно объективируя ее, часто и разнородно проявляя и умножая потенциала собственного фаворита, подготавливают почву для ее понимания. Картезианское чистое cogito (мысль как такая, мысль в ее специфике) располагает некое сходство с чистым сознанием Канта [7]. Термином чистое подчеркивается, что сознание как таковое не обязано ассоциироваться с чем-то эмпирически чувственным.
Чистое сознание — не абстракция от определенных форм, но абстрагирование от субъективной ограниченности определенного субъекта. Объективность, оперативность и продуктивность чистого сознания поступает, сообразно Канту, не тем, о чем мы задумывается, а тем, что обеспечивает отношение итого сущего, обусловленную собранным субъектом. Функциональность сознания рассматривается Кантом в его учении о схематизме как принципе отношения чувственности и рассудка. Отметим, само сознание как понятие в философии Канта привлекается сначала конкретно в отношения с учением о априорных формах чувственности и рассудка. Употребляемое при всем этом понятие самосознания, тот или другой обозначается термином первоначальное синтетическое единство апперцепции, рассматривается предпочтительно в отношения с основаниями теории опыта — учением о априорных критериях его потенциала.
Сознание — это сначала логическое единство созерцаний и понятий. Оно представляет из себя метод познания действительности природно-научного разновидности, пренебрегающий антропологический фактор в познавательном процессе. Приходя итого едва лишь пониманием связности многообразных представлений, самосознание (либо мышление самого себя) не грызть самопознание себя как субъекта. В наихорошем случае оно приходит познанием себя в качестве явления нашей души, но не как без помощи других живущего мудрого существа. Эта непознанность Я как реального субъекта, как мудрого существа проявляет себя, в частности, в вопросце о использовании категорий к чувственным явлениям либо о схемах как методах, каким воображение доставляет понятию образ.
Распознавая сознание и высшую (мудрую) познавательную способность, Кант разговаривает о неопределенности субъекта не только лишь на ватерпасе сознания (рассудка), да и на ватерпасе ума. И в том плане, в каком остается вопросец о субъекте как обладателе цельных незапятнанных и априорных возможностей ума, познаний о априорных критериях потенциала опыта, — он безлик либо внеличностен. Это остро отмечено В. А. Жучковым [6]: Кант в предисловии ко второму изданию Критик — конкретно изданию на германском языке (в переводе это смотрится чуть по другому) — означает субъекта незапятнанных и априорных возможностей ума неопределенно-собственным местоимением man. Сближая сознание и ум, сначала на разумной основанию, определяемой мотивированными деяниями на основанию следования определенным правилам, Кант осматривал практический ум (не сводимый к эмпирическому!) как высшую ценность людского существования. Против, почти все современные философы, социологи, психологи утопили сознание и ум в эпистеме и технеме, сводя их к технике идеи ), призванной служить или эмпирически-потребительским нуждам (в том числе манипуляции массовым сознанием), или софистической забаве интеллектуалов.
Но ведь еще есть и софийное [9] направление в осознании разумной отношения сознания и ума. Все же западные аналитики, структуралисты и постмодернисты очень опасаются всякой дурной метафизики с ее нереференциальными терминами (Д. Деннет): душа, субстанция, принцип, интроспекция, субъективное переживание и т. д. Признавая непознаваемость имманентного, С. Прист [15], обострил делему до максимума, высказав предположение; ежели специфичность сознания неотделима от субъективных переживаний, то оно не живет. Схожей агрегата держится и Грам. Райл [16], определивший сущность сознания как призрак духа в машине. От подобной идеи отталкивается и Д. Денет [4], полагающий, что меж машинным, искусственным интеллектом и человечьим нет принципиальной различия: они два не владеют познанием личного, субъективного. Человек, сообразно данной для нас концепции, приписывает субъективные оценки для себя и иным. Аспект систем сознания — интенциональная конструкция. Интенциональная конструкция — это таковая стратегия интерпретации поведения объекта (жителя нашей планеты, животного, артефакта, что угодно), иной раз его воспринимают так, как если б он был оптимальным агентом, тот или другой при выборе действия управляется родными верованиями и желаниями [4, c. 33].
Сообразно Деннету, субъективное состояние у жителя нашей планеты, может быть и грызть, но оно не положительно и не отрицательно по отношению к разнообразным смыслам. Его персональная смысловая интерпретация мира вокруг нас поступает естественными инстинктами, ситуацией, но основное — программирующим воздействием сообщества. Самость, по Деннету, — это итого едва лишь придумываемый центр, тот или другой мы создаем из лишнего доверия к своей интуиции и из рассказов о нас остальных жителей нашей планеты. Нам никогда не получится разъяснить сознание, включая в изъясняемый объект ментальное и феноменальное, так как эти объекты могут оказаться псевдореалиями. Сходственного воззрения держится и В. Мтр. Аллахвердов [1; 2]. Никому не удалось сконструировать надежные аспекты наличия осознаваемых переживаний, наличия сознания [1, с. 17, 18]. В итоге он подразумевает, что механизм мозга, продуцирующий сознание, функционирует как логический компьютер по данному методу (в том числе употребляя методы случайного выбора).
Думается, в большей ступени прав оппонент кибернетического подхода к сущности сознания — Д. Серл [17], тот или другой подчеркивает: для жителя нашей планеты, владеющего сознанием в своем смысле этого слова, отличительна персональная проработка общезначимых управлял: ядром сознания приходит самосознание. Филигранной отточенности личного, самостоятельного мышления содействует чувственность. Эти идеи Д. Серла в определенном смысле перекликаются с идеями теории сознания Мтр. К. Мамардашвили, тот или другой образно увидел: понимать можнож только лишь самому,
никто заместо тебя разуметь не может. Так же, как не может заместо тебя умирать [10, c. 36]. Набиваются некие аналогии также и с идеей А. Ф. Панкина о том, что действительное осознание максимально хорошей числовой организации вызывает художественного мышления [14], тот или другой нереально без включения людской особенности.
Ежели сознание сводится к его логико-познавательной либо логико-эмпирической функции — приведется признать правоту идей Тарда о том, что сущность сообщества состоит в его программирующей деятельности, задачей тот или иной приходит творенье сферы обитания сомнамбул. В приятелем варианте результатом таковой агрегата в осознании сознания окажется ненужная реализация прогнозов Мтр. Вебера о существовании этики едва лишь на основанию формальной рациональности и Х. Ортега-и-Гассета о сообществе людей-машин на основанию ученых невежд. На наш взор, при принятии во интерес значимости логико-познавательной и логико-эмпирической функций сознания идет учесть в качестве более ценного его духовный потенциал, как он исследовался Э. Гуссерлем, Мтр. Хайдеггером, В. Соловьевым и др.
Массы не лишены сознания, их деперсонализация располагает точки пересечения с деперсонализацией больших личностей в их творческом порыве. Массы повторяя идею собственного кумира, действенно объективируя ее, часто и разнородно проявляя и умножая потенциала собственного фаворита, подготавливают почву для ее понимания. Зачем надобно согласиться едва лишь с одной тенденцией развития сообщества — потребительской? В осознании природы сознания необходимо отталкиваться от необходимости исследования творчества новейших духовных сил. Социально-нормативное проявляется сквозь личностно-эк-
зистенциальное, тот или другой не постоянно рефлексивно и в тот или иной оно процессуально упрощается и усложняется, варьируется и мутирует. Тут коренится потенциал ценностных новообразований, тот или другой потом могут обрести социально-нормативный статус.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аллахвердов В. Мтр. Методологическое странствие по океану бессознательного к тайному острову
сознания. СПб.: Речь, 2003. 368 с.
2. Аллахвердов В. Мтр. Сознание как феномен. СПб.: ДНК, 2000. 528 с.
3. Вебер Мтр. Избранные творенья. Мтр.: Прогресс,1990. 808 с.
4. Деннет Д. С. Облики психики: на пути к осознанию сознания. Мтр.: Мысль-Пресс, 2004. 184 с.
5. Делез Ж. Различие и повторение. СПб.: ТОО ТК Петрополис, 1998. 384 с.
6. Жучков В. А. Кант и неувязка сознания // Философия сознания: история и современность: субстанции
научной конференции, посвященной памяти доктора МГУ А. Ф. Грязнова. Мтр.: Современные тетради,
2003. С. 81-119.
7. Кант И. Соч.: в 6 т. Мтр.: Мысль, 1964. Т. 3. 799 с.
8. Лебон Грам. Психология масс. Мн.: Харвест; Мтр.: АСТ, 2000. 320 с.
9. Майоров Грам. Грам. София. Эпистема. Технема // Вестник МГУ. Сер. Философия. 2000. 4. С. 88-106.
10. Мамардашвили Мтр. Лекции о Прусте. Мтр.: Ad Marginem, 1995. 547 с.
11. Мамардашвили Мтр. Картезианские размышления. Мтр.: Прогресс — Культура, 1993. 351 с.
12. Московичи С. Век толп. Мтр.: Центр психологии и психотерапии, 1998. 480 с.
13. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс: сб. пер. с исп. Мтр.: ООО Издательство АСТ — ЗАО НПП Ер-
мак, 2003. 269 с.
14. Панкин А. Ф. Число как искусство // Языки науки — языки искусства: VII Интернациональная конференция
Нелинейный мир / под ред. З. Е. Журавлевой. Мтр.: Ин-т компьютерных исследований, 2004. С. 170—178.
15. Прист Ст. Теории сознания. Мтр.: ДИК — Мысль-Пресс, 2000. 288 с.
16. Райл Грам. Понятие сознания. Мтр.: ДИК — Мысль-Пресс, 2000. четыресто с.
17. Серл Д. Раскрывая сознание поновой. Мтр.: Мысль-Пресс, 2002. 244 с.
18. Тард Грам. Законы подражания. СПб., 1982.
19. Тард Грам. Соц логика. СПб.: Социально-психический центр, 1996. 428 с.
20. Шибутани Т. Соц психология. Ростов на дону-на-Дону: Феникс, 1998. 544 с.
Владеют ли массы сознанием?ФИЛОСОФИЯ
21. Юлина Н. С. Головоломки задачи сознания: концепция Дениела Деннета. Мтр.: Канон+, 2004. 544 с.
22. Ясперс К. Смысл и рекомендация истории. Мтр.: Республика, 1994. 528 с.
23. Peter Weingart. Die Stunde der Wahrheit? Zum Verhaltnis der Wissenschaft zu Politik? Wirtschaft und Medien
in der Wissensgesellschaft. Velbrueck, 2006. 397 s.
REFERENCES
1. Allakhverdov V. M. Metodologicheskoye puteshestviye po okeanu bes-soznatelnogo k tainstvennomu ostrovu
soznaniya. SPb.: Rech, 2003. 368 s.
2. Allakhverdov V. M. Soznaniye kak paradoks. SPb.: DNK, 2000. 528 s.
3. Veber M. Izbrannye proizvedeniya. M.: Progress,1990. 808 s.
4. Dennet D. S. Vidy psikhiki: na puti k ponimaniyu soznaniya. M.: Ideya-Press, 2004. 184 s.
5. Delez Zh. Razlichiye i povtoreniye. SPb.: TOO TK Petropolis, 1998. 384 s.
6. Zhuchkov V. A. Kant i problema soznaniya // Filoso? ya soznaniya: istoriya i sovremennost: materialy nauch-
noy konferentsii, posvyashchennoy pamyati professora MGU A. F. Gryaznova. M.: Sovremennye tetradi, 2003.
S. 81-119.
7. Kant I. Soch.: v 6 t. M.: Mysl, 1964. T. 3. 799 s.
8. Lebon G. Psikhologiya mass. Mn.: Kharvest; M.: AST, 2000. 320 s.
9. Маяorov G. G. So? ya. Epistema. Tekhnema // Vestnik MGU. Ser. Filoso? ya. 2000. N 4. S. 88-106.
10. Mamardashvili M. Lektsii o Pruste. M.: Ad Marginem, 1995. 547 s.
11. Mamardashvili M. Kartezianskiye razmyshleniya. M.: Progress — Kultura, 1993. 351 s.
12. Moskovichi S. Vek tolp. M.: Tsentr psikhologii i psikhoterapii, 1998. 480 s.
13. Ortega-i-Gasset Kh. Vosstaniye mass: sb. per. s isp. M.: OOO Izda-telstvo AST — ZAO NPP Yermak,
2003. 269 s.
14. Pankin A. F. Chislo kak iskusstvo // Yazyki nauki — yazyki iskusstva: VII Mezhdunarodnaya konferentsiya
Nelineyny mir / pod red. Z. E. Zhuravlevoy. M.: In-t kompyuternykh issledovaniy, 2004. S. 170—178.
15. Prist St. Teorii soznaniya. M.: DIK — Ideya-Press, 2000. 288 s.
16. Rayl G. Ponyatiye soznaniya. M.: DIK — Ideya-Press, 2000. четыресто s.
17. Serl D. Otkryvaya soznaniye zanovo. M.: Ideya-Press, 2002. 244 s.
18. Tard G. Zakony podrazhaniya. SPb., 1982.
19. Tard G. Sotsialnaya logika. SPb.: Sotsialno-psikhologicheskiy tsentr, 1996. 428 s.
20. Shibutani T. Sotsialnaya psikhologiya. Rostov-na-Donu: Feniks, 1998. 544 s.
21. Yulina N. S. Golovolomki problemy soznaniya: kontseptsiya Deniela Denneta. M.: Kanon+, 2004. 544 s.
22. Yaspers K. Smysl i naznacheniye istorii. M.: Respublika, 1994. 528 s.
23. Peter Weingart. Die Stunde der Wahrheit? Zum Verhaltnis der Wissenschaft zu Politik? Wirtschaft und Medien
in der Wissensgesellschaft. Velbrueck, 2006. 397 s.
L. Mureyko
DO THE MASSES HAVE CONSCIOUSNESS?
The legitimacy of the term «mass consciousness» in comparison with the term «mass psychology» is
considered in the article; the semantic points of the intersection between rationality of the masses and creative
persons are investi-gated.
Key words: consciousness, mass consciousness, rationality, individuality, person, impersonality.
Создатель: Литр.. В. Мурейко, ОБЛАДАЮТ ЛИ МАССЫ СОЗНАНИЕМтр?
Служба представлена кафедрой философии РГПУ им. А. И. Герцена.
В статье рассматривается правомерность термина массовое сознание по сопоставленью с термином массовая психология, исследуются смысловые точки пересечения рациональности масс и творческих персон.
Posted in Экология человека by admin with comments disabled.